— А вот здесь. — Лика уселась прямо на пол, прислонившись спиной к дивану.
— Пикник, значит? — кивнул он. — Идет. Где у тебя стаканы? И вот еще что… — Он остановился у порога, пристально поглядел на Лику. — Ты когда ела нормально в последний раз?
— Я… — Лика смешалась, неопределенно покрутила в воздухе пальцами.
— Все ясно, — оборвал Андрей. — Ладно, сиди, я сейчас.
Через несколько минут она уже уплетала приготовленную Андреем яичницу, прихлебывала янтарную, обжигающую рот и разливающую мягкое тепло по телу жидкость из стакана. — Господи, друг мой, тебя здесь совсем не кормят? — сказал Андрей, глядя, как жадно набросилась она на еду.
Лика лишь отмахнулась и пригубила еще виски из стакана. То ли под действием алкоголя и сытной еды, то ли просто от присутствия рядом этого сильного, надежного мужчины дрожь стала отступать, неохотно сдавать позиции. И Лика сбросила с плеч куртку, села свободнее. Андрей потянулся к ней, взялся теплыми ладонями за ее тонкие запястья, спросил:
— Что же все-таки случилось?
И Лика, словно повинуясь исходящей от него силе, стала торопливо рассказывать, захлебываясь словами, изредка судорожно всхлипывая. Рассказывать об этих ужасных двух неделях, о постоянном дежурстве у Белого дома, о толпах, о смятых, раздавленных людях, об орудующих милицейских дубинках. О юноше с испуганными глазами, с лица которого она стирала кровь. О застреленном случайной пулей Вадьке с третьего канала, о накрытых белым трупах на мостовой, о тяжелом гуле танков в предрассветной тишине.
Андрей слушал, не перебивая, между пшеничных бровей собирались мелкие морщинки, широкая ладонь с чуть красноватыми выступающими костяшками успокаивающе поглаживала Ликину руку.
— И вот сегодня, наконец, когда все кончилось, и я оказалась дома… — сбивчиво повествовала Лика, — я поняла вдруг… Не знаю, как тебе объяснить. Что все это так бессмысленно. Если человеческая жизнь ничего не стоит, если люди только и ждут малейшего повода, чтобы кинуться друг на друга… Не на врагов, понимаешь? На своих же… И зачем тогда все, что я делаю? Для кого это нужно? Кого это чему-нибудь научит?
Она сбилась и замолчала, и тогда заговорил Андрей. Голос его звучал мягко, тягуче, обволакивал ее, успокаивая.
— Бедная моя девочка! Переживать за судьбы человечества бессмысленно, не хватит души. Люди всегда были такими — глупыми и жестокими. За последние две тысячи лет они не изменились ни на йоту. А ты… Ты не в ответе за каждого человека на земле, не пытайся взвалить это на себя.
— Но получается… Получается, что я работаю на стороне зла? — отчаянно выговорила Лика.
— Конечно, на стороне мирового зла, — беззлобно рассмеялся он. — Послушай, дружок, не переживай ты за человечество, ничего с ним не будет, оно само о себе позаботится. А ты… Ты просто делаешь то, что тебе делать интересно. Ну представь, что твоя работа — вышивать крестиком. Ты бы тоже мучилась, что она не спасет людей от ядерной войны?
— Но тогда ведь получается — все бессмысленно… — растерянно протянула Лика.
— Конечно, бессмысленно, — улыбнулся он. — Этим жизнь и прекрасна, своей полнейшей бессмысленностью и случайностью. Выпей-ка еще.
Он плеснул виски в опустевший стакан. Лика залпом опрокинула в рот крепкий ячменный напиток. Левая бровь Андрея чуть вздернулась:
— Я смотрю, ты тут неплохо зашибаешь, а? — погрозил ей пальцем он. — Это все твои огорчения? Или еще что-то беспокоит? Рассказывай, пользуйся случаем, пока с тобой добрый доктор.
Лика потупилась, уставилась в пол, провела пальцем по вытертому паркету. Не станет, не может она рассказывать Андрею о своих тоскливых мыслях, мучивших ее весь вечер. Об одиночестве, холодом заползавшем в душу, об ощущении полной своей ненужности, о том, что прожитая жизнь вдруг представилась ей чередой бессмысленных потерь. Ведь рассказывать о таком означает навязываться, просить — будь со мной, спаси, останься здесь навсегда. Раскрыться, подставить под удар незащищенную душу. Нет, это слишком страшно!
— Наверное, это все, — не поднимая глаз, ответила она.
— А по-моему, ты врешь.
Он вдруг потянулся к ней, взял рукой за подбородок, развернул к себе ее лицо. Глаза его, синие, как летнее небо, смотрели пристально и настороженно. И снова показалось ей что-то в их глубине, какое-то напряженное ожидание, будто он что-то особенное надеется от нее услышать, что-то важное прочитать на поднятом к нему лице. Его теплая ладонь, пахнущая водой и мылом, касалась ее лица, и Лика, не зная, что ответить на его скрытый, не заданный вопрос, лишь потерлась об нее щекой. Неожиданно вспомнилось почему-то, какие у Андрея большие сильные руки, как спокойно бывает, когда они обхватывают ее, отрывая от земли, прижимают к могучей груди.
Окружающий мир пьяно покачивался, и показалось вдруг, что в этой шаткой действительности не нужно больше соблюдать нормы и приличия, не нужно придерживаться раз и навсегда принятых правил игры. Ей страшно, ей муторно и тоскливо в эту промозглую осеннюю ночь, так почему должна она собственными руками отталкивать от себя спасение?
И Лика подалась вперед, потянулась к Андрею. В лице его что-то дрогнуло, задергалась жилка у глаза. Он распахнул руки, и вот она уже оказалась прижатой к его груди, прижатой так сильно, что хрупкие плечи, казалось, сейчас хрустнут под его ладонями. Звякнул и покатился по полу пустой стакан, полетел в сторону бесформенный черный свитер. Господи, как же истосковалась она по этому большому и сильному мужчине, по его спокойной, отрешенной нежности!
Внутри что-то дрожало и билось, заставляя ее всхлипывать бесслезно и отчаянно хвататься за его широкие плечи, словно в нем одном была для нее защита в этом обезумевшем мире. И нелепым, странным казалось сейчас, что она столько времени могла жить без него, просыпаться утром, улыбаться кому-то, целовать чьи-то другие губы. Вот же он, единственный в жизни мужчина, ее мужчина. С ним легко и не страшно, как она раньше могла этого не понимать? И Лика пыталась приникнуть к нему еще теснее, раствориться в этом горячем гладком теле, слиться с ним не только плотью, но и душой, мыслями, сердцем.
6
Во дворе заворчал мотор машины, прошуршали по асфальту колеса, пробежали по потолку желтые зигзаги от света фар. Лика пошевелилась, медленно приходя в себя после опрокинувшего ее вихря. Горячая рука Андрея под ее головой напряглась.
— Ты куда?
— На кухню, курить.
Лика потянулась к нему, дотронулась губами до уголка рта. Как он красив, когда лежит вот так, в полутьме, расслабленно откинувшись на подушку. Могучее, крепкое тело спокойно — былинный богатырь, отдыхающий после боя.
— Ты спи, я сейчас вернусь. — Она встала с кровати, накинула на плечи его рубашку.
— Не спится, — отозвался он. — Я не успеваю переключиться на местное время после Америки. Слишком редко здесь бываю.
