Прежде чем Тан успел ответить, я шепнул ему:
— Я тоже поставлю. Старый хвастун еще ни разу не стрелял из лука с мчащейся колесницы.
— Засчитываются только животные, убитые одним лучником, — прокричал ему Тан, — если в антилопе будет стрела другого, она не засчитывается.
Каждый лучник пометил древко своей стрелы особым рисунком, чтобы потом заявить на нее права. Знаком Тана был Ваджет, раненый глаз Гора.
— Ставлю один дебен золота за каждого сернобыка с твоей стрелой.
— Поставь два, — предложил я. — Один за меня.
Я по натуре не игрок, но здесь не было риска. В руках Тана был новый изогнутый лук, а я был лучшим возницей во всем войске.
Мы по-прежнему оставались новичками в конном деле, но я изучил, как гиксосы используют колесницы. Каждое построение их отрядов в тот страшный день на равнине Абнуба навечно врезалось в мою память. Охота для меня становилась не просто забавой или добычей мяса. Это была тренировка, упражнение в большой игре под названием война. Нам нужно было научиться наилучшим образом держать строй колесниц и управлять этим строем на полном ходу в беспорядке сражения, где обстоятельства меняются с каждым новым передвижением врага и с каждой случайностью войны.
Когда мы рысью вышли на равнину, я дал первый сигнал, и наша колонна разделилась на три части. Они плавно развернулись, как лепестки лилии. Фланги должны были разойтись в стороны, а потом загнуться внутрь, как рога быка, и окружить стадо дичи. Колонна колесниц в центре развернулась в одну линию, грудь к груди по три ширины колесниц между колесами экипажей. Мы были грудью быка. Рога будут удерживать врага, пока мы не подойдем ближе и не раздавим его в жестоких объятиях.
Впереди антилопы в рассеянных стадах вскинули головы и посмотрели на нас, почуяв приближение опасности. Они стали медленно уходить прочь, подбирая по пути своих сородичей, и маленькие группки начали сливаться в большие стада, как камень, пущенный вниз по склону, увлекает за собой лавину. Скоро вся равнина превратилась в поток сернобыков. Они бежали от нас своей характерной покачивающейся походкой, и пыль редким облаком поднималась над их движущимися спинами. Длинными черными хвостами антилопы били себя по бокам.
Я перевел отряд на шаг. Мне не хотелось утомлять лошадей быстрым бегом перед долгой и жестокой охотой. Я следил за более густыми и высокими облаками пыли, которые поднимались над колоннами колесниц, быстро окружавших сернобыков с обеих сторон.
Когда же наконец облака пыли сошлись далеко впереди, кольцо сомкнулось. Стада сернобыков замедлили бег, обнаружив, что путь к спасению отрезан. Они стали беспорядочно метаться взад и вперед, и те, что шли впереди, повернули и побежали против потока спешащих к ним навстречу животных.
По моей команде, как только фланговые колонны закончили окружение, они перешли на легкий шаг и направились к центру стада. Мы зажали огромное скопление сернобыков в кулак, и теперь его пальцы медленно сжимались. Большая часть животных в смятении остановилась, не зная, куда бежать. Со всех сторон на них шли ряды колесниц.
Мы приближались спокойным шагом, и лошади наши были еще бодры и свежи. Они почувствовали волнение и начали вскидывать головы, тянуть поводья, фыркать и показывать белки глаз. Стадо сернобыков снова пришло в движение, но на этот раз животные просто метались тудасюда, и стадо не перемещалось. Антилопы кружились на месте, бросались то в одну сторону, то в другую, останавливались и, повернув, бежали в противоположную сторону.
Я с наслаждением наблюдал, как дисциплинированно ведут себя наши колесницы. Они твердо держали строй, не скапливаясь в одном месте и не оставляя больших просветов в другом. Сигналы, которые я давал, передавались по линии колесниц от одной к другой и немедленно выполнялись. Мы наконец превращались в войско. Очень скоро мы сможем сразиться с любым врагом на достаточно выгодных условиях, даже если это будет опытная конница гиксосов, которые проводят всю свою жизнь в колесницах.
Я потянулся назад и взял царевича за руку. Потом поставил его между передком и собой. Я зажал мальчика своим телом, а он схватился руками за передок. Теперь руки Тана были свободны, и он мог стрелять из лука, а царевич находился в полной безопасности.
— Дай мне вожжи, Тата. Я буду править, — попросил Мемнон. Я и раньше позволял ему править лошадьми, поэтому он говорил вполне уверенно, хотя голова его едва высовывалась над передком колесницы. Я не посмел рассмеяться — мальчик очень серьезно относился к себе.
— В следующий раз, Мем. А пока смотри и учись.
Наконец до ближайшего сернобыка осталась только сотня шагов. Стадо не выдержало нашего наступления. Около сотни животных во главе со старой, покрытой шрамами самкой плотной массой двинулись на нас. По моему сигналу мы сомкнули ряды, и колесницы пошли навстречу антилопам сплошной стеной людей и лошадей. В этот момент трубачи протрубили атаку. Я хлестнул лошадей вожжами, и мы галопом помчались навстречу дичи.
Тан пускал стрелы из-за моего правого плеча. Я видел, как они летели в антилоп, которые приближались к нам. Он в первый раз стрелял из движущейся колесницы, и первые три стрелы полетели мимо. Колесница врезалась в стадо сернобыков. Тан был превосходным стрелком и быстро приспособился. Следующая его стрела попала прямо в грудь старой самки, которая возглавляла стадо. Она, наверное, пронзила ей сердце, потому что животное повалилось вперед, упало на голову и перекувырнулось. Бежавшие следом за ней антилопы ринулись в разные стороны, подставив бока Тану. Я, как зачарованный, смотрел, как две следующие стрелы дугой пронеслись в воздухе и воткнулись в землю позади бегущих быков.
У стрелка всегда есть искушение стрелять прямо по бегущей мишени, а не куда-то вперед, где она окажется, когда стрела до нее долетит. Точный расчет положения цели довольно сложен, особенно тогда, когда колесница тоже движется относительно дичи. Я постарался облегчить Тану задачу и развернулся в направлении бега животных. Однако меня не удивило, что еще две стрелы Тан послал мимо цели.
Затем, как и подобает настоящему мастеру, приспособился, и следующая его стрела ушла под оперение в грудь сернобыка. Он свалил еще трех антилоп тремя стрелами, и охота вокруг нас превратилась в жестокое побоище. Пыль скрыла происходящее, и только изредка мы видели мелькающие в тучах пыли колесницы и бегущих сернобыков.
Я правил следом за парой сернобыков, медленно нагоняя их, когда из-под копыт одного вылетел острый осколок кремня размером с мой палец. Царевич Мемнон не успел увернуться, и камень попал ему в лоб. Когда он поглядел на меня, я увидел, что из мелкой раны над глазом течет струйка крови.
— Ты ранен, Мем! — закричал я и начал сдерживать лошадей.
— Ничего страшного, — сказал он и отер кровь краем платка. — Не останавливайся, Тата, правь за ними. Крат побьет нас, если мы остановимся.
Я снова направил колесницу в облако пыли, и лук Тана по-прежнему пел за моим плечом свою ужасную песню, а царевич кричал и визжал от восторга, как щенок, впервые погнавшийся за зайцем.
