— Отвернись, пожалуйста, я переоденусь, — сказала Соня Рыбаку, находясь в парадной перед дверью в квартиру Верящей на последнем этаже. На полу стояла, излучая тусклый свет, свеча. В парадной было темно. Олег случайно вырубил пробки во всем подъезде.
— Конечно, — с неохотой ответил Олег и отвернулся.
Соня принялась наспех переодеваться. Одна последняя деталь оставалась никак не разрешенной, заставляя нервничать Рыбака. Новенькие белые тапочки. Потом Соня все же решила, что пол в подъезде достаточно холодный и грязный, а потому отказываться от тапочек было просто глупо. Когда все было завершено, она сказала Олегу:
— Начинай!
Олег, увидев Соню в столь странном обличье, усмехнулся:
— Ну вылитый падший ангел!
— Зря ты смеешься. Ты не представляешь, каким чистым ангелом я была после медитации абстрактных понятий!
— Ну-ну! — покачал головой Олег и вынул из кармана кусок проволоки, который нашел по дороге к дому Верящей.
Он углубился в процесс вскрытия замка.
Софью же угнетали проблемы. Во-первых, только что обнаружилось, что крылышки, которым было суждено болтаться у нее за спиной, оказались несколько подпаленными. И как Софья не заметила этого раньше? Понятно — там, на складе, когда костюм был совершенно черным, но потом… И почему Танька не предупредила? Ведь это наверняка произошло при каких-то особых обстоятельствах! А во-вторых, занозой в душе засел Михаил Александрович Цереберов. И какого черта ему пришло в голову ей звонить!..
Что-то громко лязгнуло. Соня в испуге метнулась в сторону.
— Извини, — сказал Олег. — Совсем тихо не получилось. Зато теперь все.
— Подстрахуешь меня здесь?
— Конечно.
Соня прокашлялась и взяла в руки свечу. Потом она подумала, что для пущей убедительности хорошо что-нибудь петь. Тихонько так, высоким-высоким голосом. Как назло, ничего подходящего не вспоминалось. Зато прочно обосновала позиции в голове песня, слышанная в маршрутке, когда они с Рыбаком ехали сюда: «Черный бумер, черный бумер, стоп-сигнальные огни…» Соня решила, что если будет петь совсем тихо, а именно так должен петь настоящий ангел, то Верящая ничего не поймет. А потому, решительно переступая порог квартиры со свечой в руке, Соня замурлыкала себе под нос песенку про «черный бумер». Уже в гостиной она с досадой обнаружила, что тапочки неэстетично шаркают по полу.
Соне повезло. Спальню Верящей она обнаружила почти сразу.
Надежда Любовьевна напоминала спящую красавицу.
Спала она без одеяла, в кружевных трусиках и бюстгальтере.
Фигура ее отличалась идеальными пропорциями, а гладкое милое личико выражало безмятежность. Соня сама чуть не залюбовалась этим шедевром перекомбинации хромосом.
Словом, способность Верящей дарить мужчинам надежды не показалась Соне сверхъестественной. «Как хорошо, что Олега здесь нет!» — обрадовалась она и вспомнила, что ей необходимо играть роль.
Соня расправила крылышки и замурлыкала:
— Надежда-а! Надежда-а!
Та сладко потянулась и сексуально выгнула спинку.
— Надежда-а! — повторила Соня, взывая к грешной душе.
— Милый, это ты? — услышала Софья голос, который сразу ее смутил, так как должен был принадлежать настоящему ангелу.
— Раба божия Надежда!
Верящая пошевелилась. Мерцало в темноте пламя свечи.
— Кто там? — недовольно спросила она и открыла глаза.
— Это я! Твой ангел-хранитель!
— Господи всемогущий! — закричала Верящая и набожно перекрестилась.
— Я твой ангел-хранитель! — настойчиво повторила Соня. — Я пришел передать тебе предупреждение Господа!
«О том, как низко пала твоя грешная душонка!» — чуть было не вырвалось из уст, но она вовремя сдержалась.
— Как ты сюда попал?
— Мы, ангелы, — бесплотные существа. Нам нет нужды в греховном теле. Мы можем проникать сквозь любые двери.
— Но я ничего не сделала! Я ни в чем не согрешила! — Похоже, Надежду Любовьевну посетила паника. Соня с удовлетворением отметила этот факт. Еще немного, и наступит искреннее покаяние.
— Как же так? А грех прелюбодеяния?
— Но ведь я отмолила этот грех!
— Знаешь ли ты, что это — один из смертных грехов?
— Да, но Христос прощает все!
— Но ты ведь торговала не только телом, но и душой!
— К-как так, д-душой?
— Ты давала влюбленным в тебя людям надежды, а сама использовала их ради своей красивой жизни!
Соня почувствовала, что чепчик предательски сползает на лоб. Изящным, граничащим со святым величием, взмахом руки она исправила ситуацию.
— Но Христос прощает и такие грехи! Он всех за все прощает!
«Ах ты, какая упертая!» — со злостью подумала Софья. — Ну ничего, я тебя достану!»
— Христос прощает лишь тогда, когда человек кается искренне! Ты же, отмолив грехи, тут же отправляешься снова грешить!
— Но потом я снова возвращаюсь в церковь, и мне снова отпускают грехи! А к старости, я знаю точно, я окончательно прекращу прелюбодействовать.
Верящая вновь перекрестилась. Она окончательно вывела Соню из себя. «К старости, ты знаешь точно! Еще бы ты не знала точно!»
— Если ты так делаешь, значит, каешься неискренне! Неужто ты думаешь, что бог будет вечно терпеть твой блуд?
Последнее заявление, видимо, вызвало в Надежде какое-то понимание, и она не на шутку перепугалась.
— Я больше так не буду! — крикнула она. — Честное слово! Клянусь!
— Ты еще смеешь клясться перед лицом посланника бога твоего?! — в ярости воскликнула Софья. — Блудница!!! Ты посмотри, в каком наряде ты спишь! Не говори ничего, молчи, я знаю! Спать в таком наряде доставляет тебе похотливое удовольствие! Ад ждет тебя!
— Нет! Пожалуйста! Не надо в ад! Я исправлюсь!
Соня вошла в роль.
— Молилась ли ты на ночь, Дездемона?! — завопила она и осеклась, догадавшись, что произнесла фразу совсем не из той оперы.
Но Верящая не обратила на промах ангела-хранителя никакого внимания.
— С этой ночи я начинаю молиться каждый день. Вот сейчас!
Верящая уселась на колени и принялась интенсивно креститься.
— «Отче наш, сущий на небесах»…
Но Соня чересчур разыгралась.
— Прикрой срам, блудница!
Соня протянула к Надежде руку. Она не рассчитала движение, поскользнулась, упала прямо на стоящую рядом с изголовьем кровати тумбочку, на которой покоились разные дезодоранты, флаконы с лаком для ногтей и прочие косметические средства. Тумбочка с грохотом обрушилась на пол. Свеча потухла. Что-то разбилось вдребезги. План был сорван.
