К девяти часам вечера все заняли свои места, но тут заявила о себе Денька. Приняв засаду за веселую игру в прятки, она принялась весело скакать за шкаф и обратно, попутно умильно облаивая Наталью с сыном. Пришлось посадить ее на поводок и привязать к батарее. Только после очень злого приказа Лешика она прекратила издавать душераздирающие стоны, обиженно улеглась и даже не гавкнула ни разу, когда я, подкараулив через дверной глазок приближение Сергея, широко распахнула перед ним дверь. Вереща что-то про вкусную курицу, которую ему оставили к ужину, я провела его на кухню.
На мой взгляд, Сергей вел себя как-то странно. От ужина категорически отказался. Уселся на табурет, вытянул ноги и прислонился спиной к стене. Глаза были закрыты, но пальцы выбивали на столе бодрую чечетку. Такое поведение не вписывалось в рамки моего сценария встречи. Я немного растерялась и замолчала.
– Может быть, пойдем ко мне? – наконец молвил он, открыв глаза и внимательно изучая носки своих фирменных ботинок. Барабанить пальцами по столу, слава Богу, перестал. Я так энергично запротестовала, что он оторвал взгляд от обуви и перевел его на меня. И тут я поняла: Серж был очень пьян. Выходит, наша затея провалилась.
Не могу сказать, что я расстроилась. Нет. Я разозлилась! Это была не просто досада, а ярость, которая кипела, клокотала во мне и требовала немедленного выхода. Не в силах совладать с собой, я вцепилась трясущимися от злости руками в Сережкину рубашку и заорала, шипя и плюясь, как разъяренная кошка:
– Ты что думал, гад, а? Никто ничего не узнает? Димка засядет в тюрьму вместо тебя, и все будет в порядке? Не будет, слышишь, ты, подонок?! Не будет!!! Можешь меня сейчас придушить, но не будет!
Серж враз отрезвел. Глаза его дико вращались, лицо пошло красными пятнами. Он пытался оторвать мои руки от ворота рубашки, но я вцепилась в него мертвой хваткой, как бульдог.
Что там я орала еще, просто не помню. Очнулась только тогда, когда получила в рот кусок курицы. Сережка, поняв бесплодность попыток оторвать мою персону от себя, хотя бы и вместе с рубашкой (как качественно шьют сволочи-иностранцы!), нащупал на столе ждавшие его на ужин куски курицы и, в порядке самообороны, заткнул мне рот одним из них. Я удивилась, отпустила рубашку, выплюнула курицу прямо на него, немного подумала и опрокинула ему за растерзанный ворот тарелку салата. Мой запал кончился. Я растерянно уставилась на объект военных действий.
Объект вскочил не совсем цензурно ругаясь и стряхивая с себя остатки салата. Курица благополучно упала на пол сама. Низ нежно-голубой батистовой рубашки, в том месте, где она уходила в брюки, наливался майонезной заправкой, просвечивая красными помидорами, зелеными огурчиками и лучком. Не помню, была ли там редиска? Четко просматривался на рубашке и путь следования всей салатной массы.
Наверное, от растерянности я совсем рехнулась, потому что с глухим бормотанием: «Сейчас… сейчас…» бросилась к Сережке и вцепилась ему в пояс светлых брюк, намереваясь одним рывком освободить его от салатного великолепия. Сережка стойко держал оборону и активно сопротивлялся, отпихивая от себя мои руки и меня саму. В комнате заходилась лаем Денька. По батареям и в стены колотили недовольные соседи.
Наконец Сережке удалось схватить меня за руки.
– Все! Села и успокоилась! – запыхавшись проговорил он. Я отрицательно замотала головой. – А я говорю: села и успокоилась, – повторил он, силком усаживая меня на табуретку. В этот момент я бросила случайный взгляд в проем кухонной двери и вытаращила глаза, закрыв рот. Там в тесном тандеме стояли Наталья с сыном и с интересом ждали развития событий, недвусмысленно помахивая заготовленным деревянным оружием.
Я закрыла глаза и пробормотала:
– В Багдаде все спокойно…
– Ч-ч-черт! Ч-ч-черт! – шипел Сережка, снимая с себя остатки салата и со злостью швыряя их на пол. Я тупо наблюдала за его действиями, но успела заметить, что бригада спасателей вернулась на место своей дислокации.
– Ты что, очумела?! – покончив с салатом, зло поинтересовался пострадавший. «Можешь меня придушить, можешь меня придушить!!!» – с гротескным сарказмом передразнивая меня, цедил он сквозь зубы. – А сама при этом так придавила мне горло, думал лапти откину. Дура!!! Идиотка несчастная! На хрена мне вообще тебя душить?! Удивляюсь, как это Димка еще жив.
– А то ты не помнишь, что он в следственном изоляторе, – слабо отмахнулась я.
– Может, это его и спасло
Тут я встрепенулась.
– Все шутишь? Подставил старого друга и шутишь? Ловко следы запутал? А теперь муки совести спиртным заливаешь? Зачем вообще в таком виде явился?
– Опс! Вот это прикол! Ты ж сама меня сюда затащила. Я не хотел идти. Хотя понимал, что рано или поздно надо сказать всю правду. Не мог решиться. Не мог, понимаешь? Думаешь, легко вот так просто взять и перечеркнуть всю свою жизнь? Но решение уже принял. Только думал сначала довести до конца твой вопрос с обменом.
– Не надо набиваться на сочувствие. Другу, между прочим, ты сломал жизнь в первую очередь. И успел после этого хорошо отдохнуть. Без всяких угрызений совести, надо полагать. Да чему уж тут удивляться, если ты смог хладнокровно убить человека! Это будет покруче, чем просто друга подставить.
Сережка вдруг замолчал, и я, не выдержав паузы, осторожно покосилась на него. Он сидел, уставившись на меня в упор. Было заметно, как на его скулах ходили желваки. В глубине темного холла опять замаячила колоритная фигура Натальи со скалкой в руке. Лешика я не разглядела. Возможно, подруга, увидев меня в действии, была уверена в наших силах.
Я ожидала от Сергея чего угодно, но только не этого. Он рывком подвинул к себе табуретку, сел, низко наклонил голову и обхватил ее руками.
– Господи-и-и… Ну с чего ты взяла, что я кого-то убил? – с надрывом, буквально прорыдал он. – Подставили меня, понимаешь? Зверски подставили. Это… в лучшем случае. В худшем – хотели убить именно меня. Кому-то в фирме, а может быть, и за ее пределами, я вольно или невольно перешел дорогу. Вот только никак не могу вычислить, кому именно. Хотя определенные предположения имеются… Слушай… Время позднее, устал жутко. Может быть, завтра поговорим? Голова трещит.
Я очень испугалась, что он уйдет, и решительно запротестовала. Он как-то уж очень покорно вздохнул и попросил налить кофе. Предложенную мной таблетку спазгана проглотил, по-моему, и не заметив.
Пока он надувался кофе, я собрала остатки салата с пола. Понимая, что чувство жалости начинает проникать в мой рассудок и вытеснять оттуда все остальное, робко предложила ему курицу и салат. Он хмыкнул и проворчал:
– Оставь это для Димки. Приятель по сравнению со мной легко отделался. – Он оторвался от кофе. – Можно попросить тебя об одном одолжении? Пойдем в комнату. Не могу больше дышать в этой кухне. Хотя, наверное, это рубаха так противно воняет. Баталий, надо думать, больше не предвидится. Есть надежда, что разносолов мне за пазуху больше не напихают.
