– Она стучит в дверь, – сказал Матиас. – Пойду открою.
– Матиас! – Марк удержал его за руку.
– Ну? Ты же сказал, что согласен?
Марк посмотрел на него и выразительно взмахнул рукой.
– Ах да, черт, – сказал Матиас. – Одежда, нужно одеться.
– Именно, Матиас. Нужно одеться.
Тот взялся за свитер и брюки, в то время как Марк и Люсьен пошли вниз.
– Говорил я ему, что сандалий недостаточно, – прокомментировал Люсьен.
– А ты, – велел Марк, – заткнись.
– Знаешь, это не так просто, заткнуться.
– Ты прав, – признал Марк. – Но предоставь дело мне. Это ведь я знаком с соседкой, я и открою.
– Откуда ты ее знаешь?
– Я же говорил, мы разговаривали. Кое о чем. О дереве.
– О каком дереве?
– О молодом буке.
7
Смущенная София выпрямилась на предложенном ей стуле. С тех пор как она покинула Грецию, жизнь приучила ее принимать или же не впускать журналистов и поклонников, но не приучила звонить в чужие двери. Уже лет двадцать, как она не стучалась к кому-нибудь вот так, без предупреждения. Теперь, сидя в этой комнате в окружении трех типов, она спрашивала себя, что же они могли подумать о докучной соседке, явившейся их поприветствовать. Так уже не делается. Поэтому ей захотелось тут же объясниться. Получится ли у нее объясниться с ними, как ей верилось у своего окна на третьем этаже? Все может выглядеть иначе, когда видишь людей вблизи. Марк стоит, привалившись к большому деревянному столу, скрестив худые ноги, в красивой позе, у него скорее красивое лицо, он смотрит на нее без нетерпения. Перед ней сидит Матиас, у него тоже красивое лицо, немного тяжеловатое книзу, но синие глаза ясны, как море в штиль, и взгляд открытый. Люсьен достает бокалы и бутылки, то и дело откидывая назад волосы взмахом головы, у него лицо ребенка и галстук мужчины. Она почувствовала себя успокоенной. В конце концов, она потому и пришла сюда, что перетрусила.
– Понимаете, – сказала она, принимая бокал, который с улыбкой протянул ей Люсьен, – мне очень жаль, что я вас побеспокоила, но я хотела попросить вас об одной услуге.
Двое смотрели на нее с ожиданием. Теперь надо объясниться. Но как рассказать о подобной глупости? Люсьен ее не слушал. Он ходил туда-сюда и, похоже, присматривал за каким-то сложным блюдом, приготовление которого поглощало всю его энергию.
– Речь идет о глупой истории. Но я нуждаюсь в одной услуге, – повторила София.
– Что за услуга? – мягко спросил Марк, пытаясь помочь.
– Нелепо об этом говорить, к тому же я знаю, что вы уже много потрудились в этом месяце. Нужно выкопать яму в моем саду.
– Внезапный прорыв на Западном фронте, – пробормотал Люсьен.
– Разумеется, я заплачу вам, если мы договоримся. Скажем… тридцать тысяч франков на троих.
– Тридцать тысяч франков? – пробормотал
Марк. – За яму?
– Попытка подкупа со стороны врага, – невнятно пробубнил Люсьен.
София чувствовала себя неловко. Однако она полагала, что пришла в нужный дом. И что следует продолжать.
– Да. Тридцать тысяч за яму и за ваше молчание.
– Но, – начал Марк, – мадам…
– Реливо, София Реливо. Я ваша соседка справа.
– Нет, – тихо сказал Матиас, – нет.
– Да, – сказала София, – я ваша соседка справа.
– Это правда, – продолжал Матиас тихо, – но вы не София Реливо. Вы жена господина Реливо. Но вы сами – София Симеонидис.
Марк и Люсьен с удивлением уставились на Матиаса. София улыбнулась.
– Лирическое сопрано, – продолжал Матиас. – «Манон Леско», «Мадам Баттерфляй», «Аида», Дездемона, «Богема», «Электра». И вот уже шесть лет, как вы ушли со сцены. Позвольте сказать, как лестно мне иметь такую соседку.
В знак почтения Матиас слегка склонил голову. София посмотрела на него и подумала, что дом в самом деле подходящий. Она удовлетворенно вздохнула, обвела глазами большую комнату с плиточным полом, свежеоштукатуренную, еще гулкую, почти без мебели. Три высоких сводчатых окна выходили в сад. Это немного походило на монастырскую трапезную. Через низкую, тоже сводчатую дверь с деревянной ложкой в руке ходил туда-сюда Люсьен. В монастыре можно говорить обо всем, особенно в трапезной, только тихо.
– Поскольку он все сказал, это избавляет меня от необходимости представляться, – сказала София.
– Но не нас, – сказал до некоторой степени впечатленный Марк. – Вот он – Матиас Деламар…
– Не стоит, – перебила София. – Мне очень неловко, что я уже знаю вас, но ведь через сад можно невольно услышать многое из того, что делается за стеной.
– Невольно? – спросил Люсьен.
– Немного вольно, это верно. Я смотрела и слушала, даже внимательно. Признаю.
София помолчала. Думала, догадается ли Матиас, что она видела его через то окошко.
– Я не шпионила за вами. Вы меня заинтересовали. Я думала, что вы мне понадобитесь. Что бы вы сказали, если бы однажды утром обнаружили, что у вас в саду посадили дерево, а вы тут не при чем?
– Честно говоря, – сказал Люсьен, – учитывая состояние сада, думаю, мы его бы и не заметили.
– Не о том речь, – сказал Марк. – Вы, конечно, имеете в виду то буковое деревце?
– Да, – сказала София. – Оно появилось в одно прекрасное утро. Без предупреждения. Я не знаю, кто его посадил. Это не подарок. И не садовник.
– А что думает об этом ваш муж? – заметил Марк.
– Ему все равно. Он занятой человек.
– Вы хотите сказать, что ему на это совершенно наплевать? – сказал Люсьен.
– Хуже того. Он даже не хочет больше слышать об этом. Его это раздражает.
– Странно, – сказал Марк. Люсьен и Матиас кивнули головой.
– Вы находите это странным? Правда? – спросила София.
– Правда, – сказал Марк.
– Я тоже, – пробормотала София.
– Простите мне мое невежество, – сказал Марк, – вы были очень известной певицей?
– Нет, – сказала София. – Не из великих. У меня был кое-какой успех. Но меня никогда не называли «та самая Симеонидис». Нет. Если вы думаете о ревностном поклоннике, как подумал мой муж, то это ложный путь. У меня были поклонники, но я не вызывала страстного почитания. Спросите у вашего друга Матиаса, он должен знать.
Матиас удовольствовался неопределенным жестом.
– Ну, все же не совсем так, – пробормотал он. Воцарилось молчание. Светский Люсьен вновь