— Это как? — пролепетала я непослушными губами. Рассказ бабы Шуры прямо-таки потряс, особенно та его часть, где бесчинствовали духи. Может, после этих ужасных подробностей в Лизке проснется инстинкт самосохранения? Однако при взгляде на довольную Лизаветину физиономию, на горящие диким огнем глаза с надеждой на лучшее пришлось распрощаться окончательно: благоразумия в Лизкиной голове отродясь не было, не стоит и сейчас ожидать его появления. Мой вопрос баба Шура будто бы даже не услышала, и вообще невзлюбила она меня почему-то. Вот как увидела, так сразу и невзлюбила! Зато Лизавета ей явно нравилась — говорила старуха в основном с подругой. Впрочем, я не обижалась ни капельки, пусть уж лучше Лизкины мысли читает, все равно в них нет ничего путного.
— И где теперь этот парень? — восторженно зажмурилась Лизка.
— Известно, где, в психушке, — охотно отозвалась баба Шура. — Наши говорят, будто бы он в самой Москве.
— Уау-у-у! — издала протяжный стон подруга. По всему видать, страшилка вызвала в ней бурю эмоций.
Баба Шура только покачала головой, а потом неожиданно заявила:
— Не суйтесь в Кисели. Худо будет. Беда вас там ждет.
Я неприлично громко икнула и принялась потихоньку стекать под стол. В мрачное пророчество горбуньи сразу поверилось. Если бы не Лизкины коленки, я бы точно обрела покой на деревянном полу, а так просто уперлась в Лизаветины ноги. Старуха тем временем продолжила кликушествовать, глаза ее при этом словно остекленели, а голос звучал ровно, как у робота:
— От черного человека на белой лошади зла ждите.
— Мама… — пискнула я и пожелала себе немедленно скончаться, чтоб, значит, не мучиться. Лизка тоже сидела с легкой бледностью на челе и удивленно моргала.
— Что это с хозяйкой? — выдавила из себя подруга. — На транс похоже…
— Лизонька, — взмолилась я, трясясь от страха, — давай уйдем отсюда, а? Ведьма же она, неужели не видишь?! Сейчас как превратит нас в свиней…
— Угу, или в козлят. Ты завязывай с фантазиями, Витка, и так тошно. Просто у бабульки приступ какой-нибудь вегетососудистой дистонии. Баб Шур! — гаркнула Лизавета своим гренадерским голосом.
Старуха вздрогнула, как от удара кнутом, и лицо ее приобрело прежнее недовольно-подозрительно выражение.
— Отправляйтесь спать, — велела ведьма. Мы с Лизкой послушно поплелись в чулан. Он оказался немногим просторнее кухни. Вдоль стен тянулись полки, сооруженные из неструганых досок. На них скопился какой-то хлам, от которого пахло не то плесенью, не то глубокой древностью, не то сушеной травой, а может, еще чем-то. Посреди чулана на свободном пятачке валялись два серых ватника. Предполагалось, что это и есть наши спальные места. Я уставилась на ватники круглыми от удивления глазами — они мало походили на обещанный старухой матрас. Впрочем, глазки мои округлились уже давно и никак не могли вернуться в нормальное состояние. Лизавета, не страдающая приступами мракобесия, со счастливым стоном растянулась на полу.
— Ты… Лизка, ты что же, собралась спать на этих… — растерянно молвила я.
— А ты предпочитаешь спать стоя, как боевая лошадь?
— Я вообще спать не собираюсь. Буду бдеть. Мало ли чего у этой ведьмы на уме.
— Бди, — великодушно разрешила Лизавета. — В случае чего, буди.
Это были последние слова, произнесенные подругой, через минуту она уже крепко спала, сопровождая этот процесс заливистым храпом. Храпела Лизка очень убедительно, с какими-то начальственными нотками, я бы сказала, с нотками секретаря райкома партии. Я слушала выводимые носом подруги рулады и отчаянно боролась со сном — накопившаяся за день усталость, помноженная на нешуточный стресс, все-таки давала о себе знать. В конце концов, я сдалась и, стараясь не потревожить Лизку, ибо в гневе она страшна, улеглась на подстилку. Еще какое-то время ушло на общение с Господом, потому как его заступничество этой ночью пришлось бы весьма кстати. Заручившись поддержкой Всевышнего, я его поблагодарила, трижды перекрестилась, после чего благополучно свалилась в объятия Морфея.
Снился мне отвратительно страшный сон, отдаленно напоминающий все того же «Вия», только адаптированный к современным условиям. Действие происходило не в старой церкви, а в пещерах. Ведьмой была, естественно, баба Шура, упырями — пещерные духи, а собственно Вием — здоровенный негр на белой лошади. Как негр умудрился пробраться в пещеры верхом на мерине, непонятно, потому как мы с Лизаветой едва протиснулись в узкий лаз. Баба Шура хохотала с совершенно безумным видом, а негр, сверкая белками глаз и демонстрируя вампирские клыки, целился в нас длинным копьем. Деваться было некуда: впереди негр-Вий, сзади — баба Шура, по бокам, сверху и снизу — каменные своды, а вокруг страшный вой потревоженных духов. Словом, полное безобразие! Чтобы его прекратить, я решила проснуться.
Возвращение в реальность облегчения не принесло. Во-первых, прямо в ухо громко храпела Лизавета, а, во-вторых, из-за отсутствия в чулане окон невозможно было определить, уже день сейчас или все еще ночь. Я решила прояснить ситуацию. Осторожно, чтобы не разбудить подругу, поднялась и отправилась в разведку.
Миновав кухню-клетку, я очутилась в уже знакомой светелке. Сквозь плотные шторы свет пробивался с трудом, но все-таки достаточно, чтобы понять — утро, слава богу, наступило. Это не могло не радовать: значит, ночь прошла спокойно, пора будить Лизку и покидать гостеприимную бабу Шуру. Я уже развернулась, чтобы вернуться в чулан и учинить Лизке побудку, как мое внимание привлекло невнятное бормотание, доносившееся из сеней. Ноги сами понесли на звук. Разум немного повозмущался, но тут же притих, раздавленный любопытством. Подобно ночному воину, неслышно ступая, я достигла сеней и припала ухом к двери. Бормотание стало громче, но по-прежнему оставалось неразборчивым. Тогда я, пугаясь собственной смелости, слегка приоткрыла дверь и уставилась в образовавшуюся щель любопытным глазом.
…Баба Шура стояла к двери в полупрофиль. Перед ней на видавшей виды электрической плитке выпускала ядовитые пары (конечно, ядовитые, раз в сенях воняло черт знает чем!) закопченная желтая кастрюля. Старуха помешивала зелье большой деревянной ложкой и все время бубнила себе под нос. Иногда она что-то бросала в котел. После такого допинга кастрюля издавала довольное бульканье. Мне бы уносить ноги подобру-поздорову, пока ведьма не обнаружила моего присутствия, но, завороженная удивительным жутковатым зрелищем, я не могла сделать ни шагу.
И тут случилось нечто совсем неожиданное: дверь под моим весом распахнулась, я, не удержав равновесия, вывалилась в сени и распласталась на полу, как цыпленок табака на сковородке. Баба Шура даже не повернула головы в мою сторону.
— Любопытство не есть грех, но большой недостаток, — спокойно изрекла старуха, отправляя в кастрюлю очередную порцию травы. — Тебе, должно быть, нелегко живется. Верно?
— Бывает, — согласилась я, подивившись доброжелательному тону бабки. Он совсем не походил на вчерашний, оттого сбивал с толку и настораживал.
