– А почему бы и нет? Разве они спрашивали разрешения, когда в меня стреляли?
– По-видимому, это была ошибка. Обычно они стараются не привлекать к себе внимания.
– Да? И почему же?
– Потому что их задача – снабжать деньгами революцию у себя дома. Уверен, что в Мельбурне есть и агенты ОГПУ. Известны случаи, когда они сводили счеты с родственниками тех, кто покинул родину. Да, известны. – Он задумался, тень боли проскользнула по его лицу, резче обозначив морщины. Поначалу Фрина дала ему лет тридцать, но теперь прибавила еще десяток.
– Я подвергаю вас опасности своими вопросами?
– Нет, не меня, мисс Фишер. Но если вы хотите, чтобы я рассказал вам больше, благоразумнее будет сменить обстановку.
– Ну что вы! Здесь так шумно, что нас просто невозможно подслушать. А вот если мы с видом конспираторов выйдем отсюда вместе, на это уж точно кто-нибудь обратит внимание. Так что, пожалуйста, продолжайте. Хотите сигарету?
Она протянула свой портсигар, и он взял одну сигарету.
Кто-то пытался сыграть средневековую мелодию на инструменте, звучавшем как искореженная труба. Фрина поинтересовалась у одного из троицы возлюбленных, что это, черт возьми, такое.
– Крумгорн!
[24]
– проорал один из юнцов, оторвав свой рот от чужих губ. – Он подлинный.
– Не сомневаюсь! – прокричала в ответ Фрина и положила ладонь на руку Питера. – Видите? Наклонитесь поближе и делайте вид, что собрались совратить богатенькую парвеню, тогда никто не обратит на нас внимания.
Фрина не упомянула о том, что такое уже случалось на вечеринках Веры и Джозефа Уилсон; она как-то подцепила здесь прехорошенького лютниста. А в другой раз, вспомнила она, повстречался очаровательный моряк, который так и не успел до утра к себе на корабль, и ему пришлось воспользоваться лоцманским катером.
Питер Смит обнял Фрину и приблизил рот к ее уху.
– Если вы настаиваете, – вздохнул он. – Итак. Существуют как минимум три группы, к которым мог принадлежать стрелявший в вас мужчина.
– Мужчины. Их было двое.
– Мужчины, – согласился он. – У одной организации нет имени, другая называется Латвийский революционный союз, третья – Партия свободной Латвии. К сожалению, они добывают деньги на революцию… вы говорите по-французски?
Фрина кивнула. Рука у Смита была сильная, и от него приятно пахло апельсинами. Кажется, у нее появились на него виды.
Питер Смит, видимо, чувствовал то же самое, поскольку прижимал Фрину явно теснее, чем требовалось. Крумгорн завершил мелодию, и его сменила троица нестройно пиликавших рекордеров.
[25]
– Я говорю по-французски.
– Иллегализм, – прошептал он ей на ухо. – Они грабят банки.
– Неужели?
– Не совсем удачно. Они не очень-то преуспели. Но полиция их разыскивает. И если они подумали, что вы сможете их опознать, то…
– …решили меня устранить. Возможно.
Фрина до сих пор не упоминала о мертвом юноше, а теперь решила, что это и ни к чему.
– Но почему иллегализм? Отчего им не найти работу?
– Вы не понимаете: они же анархисты. Анархисты не работают. Они повсюду трубят, что отказываются быть эксплуататорами или эксплуатируемыми. Вот и грабят банки. В любом случае им никогда не заработать честным путем столько, сколько нужно для осуществления их целей.
– И каких же?
Питер помолчал. Фрина догадывалась, о чем он думает. Богачка, которой нет дела до революции, станет ли она держать язык за зубами? Не проболтается ли? Фрина посмотрела в темно-синие глаза таким ясным взглядом, какой только могла изобразить, и увидела, что мужчина принял решение.
– В конце концов, это не тайна, – произнес он мягко. – Все латышское землячество об этом знает. Они хотят тренировать террористов в вашей законопослушной стране, мисс Фишер, и…
– И?
От какофонии, которую издавали рекордеры, у Фрины заложило уши. Она опустилась в объятия мужчины и услышала его шепот: «Ils veulent assassiner Staline». Они хотят убить Сталина.
Глава четвертая
Абсолютизм, ограниченный цареубийством.
Эрнст Мюнстер
[26]
о русской конституции
– Вас не затруднит поцеловать меня? – попросила Фрина. – Просто руку. А потом мы отправимся ко мне домой, и вы расскажете мне остальное, если захотите.
Питер Смит продлил поцелуй ровно на столько, сколько требовалось, чтобы любой, кто бы ни наблюдал за ними, смог убедиться: их беседа не имела никакой политической подоплеки. Затем они выбрались из толпы гостей в тот самый момент, когда настал черед выступать весьма недурному флейтисту.
– Фрина, прежде чем ты уйдешь… – Вера схватила подругу за рукав.
Фрина открыла сумку.
– На что в этот раз?
– Голод. В Африке.
Фрина протянула два фунта. Вера дала ей квитанцию и предостерегла:
– Поосторожнее с моим Питером Смитом. Я бы хотела получить его назад в целости и сохранности. Он нужен мировой революции.
Фрина усмехнулась и поцеловала Веру в щеку.
– Ну уж к революции ты его получишь, – прошептала мисс Фишер и осторожно направилась к выходу, избегая столкновений с гостями и предусмотрительно обойдя коляску на лестнице.
– Домой, Берт, – повелела Фрина, забираясь в такси.
Она несколько раз сглотнула, чтобы преодолеть ощущение заложенности в ушах. Питер Смит за всю дорогу не проронил ни слова.
– Так это ваш дом? – спросил он, оказавшись в гостиной Фрины.
– Да.
– Выходит, вы аристократка.
– Не совсем. У меня было голодное нищее детство. А потом Великая война убила множество молодых людей, мой отец унаследовал титул, и я стала леди. Удивительно, верно? Что вы будете пить?
– Немного виски. Вижу, у вас «Лафройг». Благородный напиток. Хм. Так значит, вам известно, каково это, быть бедным?
– Да.
Питер Смит немного расслабился и опустился в одно из удобных кресел. Глотнув виски, он стал смотреть на огонь.
– Вряд ли им удастся осуществить задуманное, – проговорил он. – Я с вами согласен.
– Но я ничего такого не говорила!
