Розамунда вздохнула, заметив невдалеке гостиницу, и отвернулась от окна, потеряв надежду увидеть Гриффина на деревенских улочках.
Но тут ей в голову пришла одна греховная и крамольная мысль. Впереди была целая ночь.
Веселое дружеское настроение от совместного ужина с викарием унесло прочь все дневные заботы. Но пока Гриффин поднимался по лестнице к себе в спальню, прежние тревоги опять ожили в его душе.
Мэддокс прав: кто-то явно постарался пустить слух об убийстве мистера Олбрайта, кузена Мэддокса, но откуда поползли слухи, было непонятно. Полный решимости покончить с грязными сплетнями, Гриффин съездил к местному судье сэру Уильяму Дрейку, однако почтенный джентльмен ничем не смог утешить владельца Пендон-Плейс.
От судьи Гриффин уехал совсем расстроенный.
Если никто толком ничего не знал, то откуда взялись эти нелепые слухи? Существовал ли на самом деле свидетель убийства Олбрайта?
Отыскать источник грязных слухов было так же трудно, как найти иголку в стоге стена. Чем больше интереса он проявлял к этому делу, тем виновнее выглядел в глазах местных жителей. Да, Олбрайт служил у него, а всем окрестным жителям был известен тяжелый и неуравновешенный характер нового владельца Пендон-Плейс. Вероятно, поэтому почти все местные жители считали, что именно он убил Олбрайта.
Иногда Гриффину хотелось, чтобы так оно и было.
Он свернул в коридор, ведущий в спальню. Пламя свечи дрогнуло и заколебалось под порывом воздуха.
Чертовы сквозняки! Не дом, а сарай какой-то! Как он ненавидел его! Это был дом, где его дед-самодур тиранил родных и заодно прислугу.
Даже под конец жизни дед собирал разные слухи от своих фаворитов и доносчиков, он сидел словно паук в центре огромной паутины, чутко реагируя на каждое ее шевеление. Для него не было большей радости, чем найти подходящий повод для физического наказания своих внуков. Если бы старый дьявол знал, что для Гриффина порка и битье было не самым худшим наказанием!
Как только дед умер, Гриффин сразу принялся за переустройство всей жизни в доме с целью сделать ее более счастливой. Он уволил плохих слуг, лентяев и доносчиков, и на их места нанял других. Однако новая прислуга покинула дом после того несчастного случая с Олбрайтом, когда его искалеченное тело было найдено у подножия высокой скалы.
Ушли все слуги, кроме Джошуа и Пегги и их маленькой кроткой Элис.
Дверь в спальню отворилась с нудным скрипом. Черт побери. Джошуа! Сколько раз надо ему говорить, чтобы смазал дверные петли. Неужели ему надо делать в доме все самому?! Глядишь, скоро придется самому готовить себе обед.
Гриффин почесал подбородок. Пожалуй, он справился бы с этим не хуже, чем Пегги, которая была никудышной кухаркой.
Уф, по крайней мере Джошуа выполнил то, что входило в его обязанности. Ванна была наполнена, в камине горел огонь. Гриффин вспомнил о мыле с запахом соснового леса и вздохнул.
Воспоминания уводили его все дальше, и все они были посвящены Розамунде. Белизна ее грудей, сладостный запах губ, волнующая, возбуждающая близость.
Отогнав приятные мысли, он вернулся к прозаичной действительности, на которую бросила мрачную тень смерть Олбрайта.
Ворча, он разделся и полез в ванну. Вода уже стала прохладной, но ему было все равно. После тяжелого трудового дня погрузиться в ванну было настоящим наслаждением. Намылив голову и тело, он стал мыться. Поплескавшись, протянул руку за кувшином с чистой водой, чтобы смыть пену.
— Добрый вечер, Гриффин, — вдруг прозвучал в темноте нежный женский голос.
Глава 14
— Боже! — воскликнул Гриффин, от неожиданности уронив кувшин в ванну и судорожно ища полотенце, чтобы прикрыться.
Он стоял, словно морской бог, поднявшийся из морской пучины.
Розамунда хотела что-то сказать, но у нее перехватило дыхание и во рту пересохло.
Он был великолепно сложен, от него невозможно было отвести глаз. Розамунда ни разу в жизни не видела обнаженного мужчину, но разве можно было тут сравнивать? Ни один мужчина не годился ему в подметки.
Она никак не могла отвести восхищенный взгляд от его мощного и прекрасного в своей силе мужского достоинства.
К ее разочарованию, Гриффин быстро прикрыл свои чресла полотенцем.
— Черт, как ты здесь очутилась? — воскликнул Гриффин, бросая на нее сердитый взгляд.
Розамунда невозмутимо посмотрела ему в глаза.
— Я... пришла повидать тебя.
— Ну что ж, вот и повидала.
Он неловко вылез из ванны, прошел к комоду и начал выдвигать то один ящик, то другой, чтобы найти, во что бы одеться.
Розамунда закусила губу. Ей было нисколько не стыдно, что она застала его врасплох в таком виде: другие, более сильные чувства владели ею, отодвигая чувство вины далеко назад.
— Я скучаю по тебе, Гриффин.
Он замер на месте. Несколько длинных томительных мгновений она ожидала, что он кинется к ней и подхватит на руки.
Но Гриффин даже не обернулся, по-прежнему продолжая рыться в комоде.
— Как ты попала сюда? — спросил он через плечо, доставая из ящика брюки.
— Потайная лестница, — тихо ответила Розамунда, зачарованно глядя на мышцы, которые буквально двигались под его кожей. — Ее обнаружила Сесили во время нашего последнего визита.
Он продолжал смотреть на нее.
— Она, как ребенок, пыталась найти спрятанные сокровища. Порой она ведет себя ужасно.
— Что касается поведения...
— A-а, ты намекаешь на меня? — Розамунда грустно покачала головой. — В моем поведении нет ничего подобного. Просто я соскучилась и подумала — будь что будет.
Она подошла к нему и положила руку на плечо. Оно было теплым и мягким. Он слегка вздрогнул и шумно вздохнул.
Он явно был возбужден, хотя по-прежнему пытался выглядеть равнодушным. Их влекло друг к другу. Розамунда уже не верила в его напускное безразличие. Конечно, он не хотел, чтобы она уехала отсюда.
Она ласково обняла его одной рукой за голову, глядя ему прямо в глаза. Брюки с тихим шелестом выпали из его ослабевших пальцев.
Несколько мучительных секунд она внимательно разглядывала его лицо: глубокие морщины в уголках рта, болезненную бледность шрама, глаза, блестевшие от злости, хотя на их дне пробивался теплый и уже знакомый огонек желания.
Она привлекла его к себе.
Он не сопротивлялся. Его губы впились в ее губы с неутоленной страстью. Больше всего ей хотелось забыть обо всем и чтобы он тоже забыл обо всем, помня только о ней.
С глухим ворчанием он оторвался от ее губ.
— Тебе не надо было приходить.
