(Проблема? Какая проблема?)
Улыбка, покашливание, выражающие как бы изысканное смущение, и затем без перехода:
– Хорошо, пойду доложу, что вы пришли.
Пижон отбыл. Примерно полчаса назад. И вот уже полчаса, как я жду появления Королевы Забо. Сначала я решил, что книги скрасят мое одиночество, подошел к полке, робко протянул руку и бережно взял одну. Пустой переплет, книжки внутри нет!
Попробовал взять другую, в другом месте: тот же результат.
Во всем помещении ни одной книги, только выставка пестрых обложек. Можешь не сомневаться, Малоссен, ты действительно в издательстве.
Утешаюсь подсчетом сумм, которые мне принесет публикация бестселлера. Если учитывать все – гонорары за экранизацию, а также выплаты на телевидении и на радио, – это не поддается исчислению. Даже если считать по минимуму, доход намного превосходит мои арифметические способности. В любом случае я правильно сделал, что послал к черту Магазин и эту вонючую должность козла отпущения. За тридцать лет работы она бы мне не принесла и десятой доли того, что я получу за книгу!
Именно этот момент моего торжества Королева Забо избрала для своего выхода.
– Здравствуйте, господин Малоссен!
Это длинная, худая тетка, на плечи которой посажена голова толстой женщины.
(Здравствуйте, мадам…)
– Нет, не вставайте, я вас ненадолго задержу.
Она не говорит, а кричит, и при этом не стесняется в выражениях.
– Ну?
Она так прокричала свое «ну?», что я даже вздрогнул (Что «ну», Ваше Величество?) и, должно быть, посмотрел на нее вполне идиотским взглядом, потому что она разразилась веселым толстощеким смехом. Черт знает что, в самом деле можно подумать, что ее голова по ошибке прилеплена к этому телу!
– Нет, нет, господин Малоссен, между нами не должно быть никаких недоразумений: я вас пригласила вовсе не из-за вашей книги – мы такую ерунду не издаем.
Пижон, играющий роль пажа, слегка покашливает. Королева Забо всем корпусом поворачивается к нему:
– Что, Готье, разве не ерунда? Вы же сами говорили!
И снова мне:
– Послушайте, господин Малоссен, никакая это не книга. Единой эстетической концепции нет и в помине, вы расползаетесь во все стороны и в итоге никуда не приходите. И вы никогда не напишете лучше. Так что бросьте это дело, ваше призвание не в этом!
Паж Готье готов сквозь землю провалиться. Мне же она начинает действовать на нервы, Королева Забо.
– Вот оно, ваше призвание!
Она бросает мне на колени номер «Актюэль», вытащенный неизвестно откуда. Она же вошла вроде с пустыми руками!
– Вы даже не представляете, как нужны такие люди, как вы, в любом издательстве! Козел отпущения – да я за него Бог знает что готова отдать! Понимаете, господин Малоссен, мне уже вот так обрыдло выслушивать всю ту ругань, которая выливается на мою голову!
Она смеется долгим пронзительным смехом, как будто что-то выливается из нее помимо ее воли. И внезапно иссякает.
– Литературные подмастерья, которые убеждены, что их плохо читают, писатели-новички, утверждающие, что их плохо издают, маститые прозаики, недовольные тем, что им плохо платят, – все меня ругают, господин Малоссен! Нет ни одного, понимаете, за двадцать лет работы я не встретила ни одного, который был бы доволен своей судьбой!
Королева Забо производит впечатление девочки-вундеркинда пятидесяти годков, которая никак не может свыкнуться с тем, что она быстрее всех решает задачки. Но это еще не все. В ее наигранной веселости что-то неизлечимо грустное. Что-то грустно покоящееся под наэлектризованной массой задообразного лица.
– Вот, пожалуйста, господин Малоссен, не далее как на прошлой неделе заявляется тут один начинающий. За два месяца до этого он нам послал свою рукопись и теперь пришел узнать, что мы о ней думаем. Было девять утра. Присутствующий здесь Готье (Готье, вы еще здесь?) принимает его в своем кабинете и, толком не проснувшись, отправляется искать его карточку с отзывом в мой кабинет, хотя на самом деле она была у него. Пока он ходил, тот, естественно, принялся шарить в его бумагах и наткнулся на свою карточку, на которой я написала: «Полное говно». В своей среде мы, знаете, высказываемся коротко и по существу. Роль Готье как раз и состоит в том, чтобы разворачивать суть. Короче, этот отзыв вовсе не предназначался для того, чтобы его читал автор рукописи. Так вот, господин Малоссен, как вы думаете, что же он сделал, этот самый автор?
(Ммм… да, я как-то…)
– Пошел и бросился в Сену, как раз напротив нас, вон там.
Молниеносным жестом она показывает на окно с двойной рамой, выходящее на реку.
– Когда его вытащили, при нем была карточка с отзывом, подписанным моим именем. Представляете, как неудобно!
Все, я понял, что в ней не так, в Королеве Забо. Когда-то она была девочкой, которая страдала за все человечество. Такой нервный подросток, носительница метафизической скорби бытия. Когда эта скорбь стала настоящей мукой, после долгих колебаний она постучалась к модному психоаналитику. Тот сразу же почуял, что это милое дитя страдает избытком человечности. И, уложив ее на кушетку, он понемногу, сеанс за сеансом, искоренил это ее странное свойство, а на его место заложил обыкновенную общительность. Вот что она такое, Ее Величество Забо, – жертва психоанализа. И когда она ест, полнеет только голова, а тело остается худым. Я уже встречал таких; они все на одно лицо.
– Так вот, чтобы избежать подобных неприятностей, я вас ангажирую, господин Малоссен.
(Меня? Но я свободный человек!)
Молчание. Рентгеновский взгляд Ее Величества.
– Полагаю, что после такой статьи из Магазина вас уволили?
Ультрафиолетовый взгляд, тень улыбки.
– Может быть, с этой целью вы и организовали ее публикацию?
Затем категорическим тоном:
– Вы сваляли дурака, господин Малоссен. Вы же созданы для этой работы, и ни для какой другой. Козел отпущения – это ваше перманентное состояние.
И, провожая меня до двери гвардейским шагом:
– Не стройте себе иллюзий. Вы получите кучу предложений именно такого сорта, это не подлежит сомнению. Но сколько бы вам ни предложили, учтите, что мы готовы платить вам вдвое больше.
37
И затем приходит роковой четверг. Я очень старался задержать время, сосредоточиваясь на каждой секунде, но ничего не поделаешь, оно все-таки вытекало сквозь щели моей непорочной души («В моей душе есть трещина, увы!..»
[29]
– вот на этом Клара срезалась на устном).
В отделе игрушек не слишком полно – чтобы не сказать пусто. Дали, что ли, штормовое предупреждение, которое таинственным образом удерживает покупателей подальше от опасной зоны? Я на месте. И только сейчас понимаю, что с самой ночной подземной прогулки с Джимини-Кузнечиком ни на секунду не переставал думать об этом моменте. Навязчивая мысль о том, что он настанет, подстерегала меня за каждым поворотом сознания.
