Инна.
Илья Буров — Инне Храмцовой
Здравствуй, Инна!
Получил твое письмо. Спасибо, добрая душа. Мне приятно, что все наши друзья заняты своим делом, и я нисколько не сомневаюсь, что Марта когда-нибудь кончит институт: она ведь очень любит учиться. Не меньше Кости, чья преданность науке общеизвестна. Старик Шандор обязательно оставит Костю у себя в лунной обсерватории, и будет наш Костя сидеть у большого инкрата, пока у него не выпадут все волосы, то есть я хотел сказать, пока не дождется нового пика Активной Материи. Что до Алеши, то, при всей моей трогательной привязанности к нему, не могу скрыть, что меня всегда поражало его принципиальное нежелание думать. Гора мускулов, над которой возвышается кристаллофон с записями старинных песенок, — вот наш Алеша. Ну что ж, в Космофлоте он будет вполне на месте.
А ты, Инночка, умница: занимаешься бактериями, и правильно делаешь. Лично мне бактерии очень нравятся (я не шучу), особенно те из них, которые переносят большие дозы радиации, температуры около нуля по Кельвину и сохраняют жизнеспособность до двухсот лет. Напиши мне подробней о своих оранжевых бактериях, использующих ультрафиолетовые лучи. Не сродни ли они марсианским микроорганизмам, забыл, как называются, которые высасывают кислород из окислов железа в почве? Странно: почему природа позаботилась снабдить микробов таким огромным запасом прочности, способностью выжить в экстремальных условиях, а жизнь человека ограничила таким узким диапазоном температур и частот? Я вот что думаю: именно для компенсации этой ущербности человеку дана та избыточность мозга, которою мы еще не научились пользоваться. Мозговую мощь, дремлющую в нас, надо пробудить к жизни. Человек как биологический вид должен получить власть над собственной эволюцией и направлять ее по желаемому пути. Этот путь — универсализация. Вот я смотрел телерепортаж об отправке группы роботов типа РУ—45 на Меркурий — они специально приспособлены для добычи металлов, вернее, для перекачки тамошних расплавов в корабли-рудовозы. Превосходные роботы. Правда, я не уверен, что они хорошо защищены от меркурианских металлоядных бактерий, но — допустим. Эти роботы снабжены достаточно широкой программой, позволяющей накапливать информацию, то есть совершенствоваться. Вреда человеку они, разумеется, не причинят, но если приобретут способность самоорганизовываться, то дело плохо. Они, чего доброго, перестанут перекачивать металлы, потому что им это не нужно. Они создадут свои поселения на Меркурии, свою искусственную расу, свою жизнь, и Меркурий для человечества будет потерян. Альтернатива такова: мы сами должны приспосабливаться к другим планетам. Универсализация прежде всего требует повышения энергетического уровня, потому что рост информации в организме неизбежно вызовет…
Впрочем, все это вряд ли тебе интересно.
Тут неплохо. Есть молодые умы, готовые мыслить. Есть КЮК — межшкольный Клуб юных космогонистов, я руковожу этим пестрым и шумным сборищем. Послушал бы старик Шандор моих мальчишек! Почти у каждого — собственная модель Вселенной, на меньшее они не согласны. Мы не только спорим, мы ходим на веслах и под парусом по Онежскому озеру и купаемся в его холодной водичке, чтобы остудить слишком горячие головы.
Всего тебе хорошего.
Илья.
Инна Храмцова — Илье Бурову
Здравствуй, Ильюша! Мне приятно, что ты проявляешь интерес к моей работе. Оранжево-желтые бактерии живут в стратосфере и эффективно используют ультрафиолетовые лучи. Мы в лаборатории пробуем на них различные варианты коротковолновой радиации. В общем, оранжевые чувствуют себя неплохо и на поверхности Земли, но выявляются некоторые любопытные изменения и особенности в характере метаболизма. Запас прочности у них, конечно, огромный. А ты, насколько я поняла из твоего письма, хочешь, чтобы и человек приобрел такую же биологическую прочность? Это ты имеешь в виду, когда пишешь об «универсализации»? Я не совсем понимаю, Илья. Вид Homo sapiens существует всего 70 тысяч лет, это время очень небольшое, оно недостаточно даже для незначительных изменений вида в биологическом аспекте. В социальном — да, тут, конечно, просто несопоставимые перемены. Но в биологическом — мы почти не отличаемся от поздних кроманьонцев. Извини, что пишу общеизвестное. Но я не могу понять, как, каким образом ты предлагаешь подстегнуть эволюцию? Заставить ее ускорить свой ход? Напрасно ты думаешь, что мне это не интересно. Мне интересно, и ты напиши подробнее. Хотя я и не член твоего КЮКа, но постараюсь понять. В первом своем письме ты писал, что хочешь меня о чем-то спросить. О чем? Будь осторожен на озере и, если вода уж очень холодная, лучше не купайся. Всего хорошего.
Инна.
Илья Буров — Инне Храмцовой
Инна! Вот о чем я хотел тебя спросить: не согласишься ли ты стать моей женой?
Не торопись с ответом, но и не затягивай.
Илья.
2. Зачетный рейс
Юпитер бушевал. Отсюда, с ледово-снежной Ио, было видно, как по его гигантскому полосатому диску, закрывавшему полнеба, ходили бурые смерчи. Казалось, гигант пульсировал, то опасно приближаясь, то удаляясь. Казалось, его беспокойная атмосфера вот-вот сорвется, не выдержав чудовищной скорости вращения, и накроет дымным одеялом Ио, космотанкер «Апшерон» и его экипаж.
Морозов зябко поежился. Не раз приходилось ему видеть это зрелище в учебных фильмах, но одно дело — учебный фильм, другое — оказаться лицом к лицу с чужой, разнузданной стихией.
— Ух ты, — сказал он напряженно-бодрым голосом. — Разыгрался Юлик… Это он всегда так, Радий Петрович?
— Нормально, — ответил командир танкера, голос его перебивался разрядами. — На экваторе турбулентно, на шапках — поспокойнее. Для Юпитера погода — обычная. Только не надо про него так… фамильярно. Планета серьезная.
Морозов подошел к башенке автоматической станции, поднял крышку, посмотрел на ползущие по экрану зеленые зигзаги.
— Напряженность Ю-поля у красной черты, — сказал он.
Володя Заостровцев быстро взглянул на Морозова, но промолчал. Сегодня с утра он и двух слов не вымолвил.
Нижний край Юпитера был обгрызен острозубчатым горизонтом Ио. Именно оттуда должен был появиться контейнерный поезд, и все трое не сводили с горизонта глаз.
Командир танкера поднял руку к шлему, словно намереваясь почесать затылок.
— Здесь-то что, — сказал он. — Четыреста мегаметров до него. Санаторий. А побывали бы вы на Пятом — вот там сейчас неуютно.
— На Амальтее? Ну да, там ведь вдвое ближе, — отозвался Морозов.
Заостровцев, пнув носком башмака ледяную глыбу, сказал:
— Радий Петрович… Улетать надо отсюда…
— Это почему же?
— Не знаю. Только чувствую — надо уходить.
— А контейнеры? — возразил Морозов. — С чего это ты расчувствовался?
— Так вот, — продолжал командир, — на Пятом и горизонта, в сущности, нет. Стоишь, как на камешке, а этот, — он кивнул на Юпитер, — стена стеной, руку протянуть боязно. Так что ничего, Заостровцев: бывает, если в первый раз. Около Юпитера всегда кошки по сердцу скребут. Нормально.
