«Для твоей же безопасности». Она уже слышала это прежде, и это воскресило ее дурные воспоминания. Расстроившись окончательно, она надула губы и смотрела исподлобья.
Указав на ее комнату, он добавил:
— Сиди тихо, не показывайся и забудь, что ты вообще когда-то бывала в Данди.
Она медленно и неохотно зашла в комнату для прислуги и, встав со все еще сложенными на груди руками, ждала, когда он захлопнет за ней дверь и закроет ее на ключ.
— Улыбнись, красотка. Когда вернусь, я принесу тебе обновку или даже две. — Он взглянул на чужое платье на ней.
С досадой она отметила для себя, что это обещание вызвало у нее интерес, кроме того, что-то в его голосе выдавало чувство вины за то, что он оставляет ее под замком. И это чувство не было безосновательным. Она улыбнулась уголком рта, хотя даже это было нелегко.
— Вот так-то лучше. А теперь отдыхай. Я скоро вернусь.
Внезапно ощутив непреодолимое желание задать вопрос, который уже давно мучил ее, Джесси окликнула его, когда он уже собирался закрыть дверь:
— Мистер Рэмзи?
Он остановился, не отпуская, однако, дверной ручки.
— Да?
— Как ваше имя?
Он окинул ее с ног до головы внимательным взглядом и вздохнул:
— Ты слишком много себе позволяешь, а я не могу этого допустить.
Она сомкнула ладони, словно умоляя.
— Я знаю, но не могу усмирить своего любопытства.
Его нерешительный взгляд отражал сомнения по этому поводу. Он хотел, чтобы она знала свое место, и в то же время хотел ее близости. Он ни разу не упомянул имени своего врага, рассказывая о его поместье и землях. Стоило ли ему скрывать и собственное имя?
— Грегор.
Она испытала торжество, но вела себя осторожно и лишь кивнула в ответ:
— Спасибо.
Грегор. Она беззвучно повторила его имя, глядя, как закрывается дверь. Оно ему очень подходило.
Ключ повернулся в замке, и Джесси снова нахмурилась.
Шаги его стихли, но она все еще смотрела на дверь.
«Грегор Рэмзи, — мысленно обратилась она к запертой двери, один только вид которой вызывал у нее приступ гнева. — Почему ты все еще считаешь нужным держать меня под замком, Грегор Рэмзи?» Она демонстрировала ему примерное поведение и рвение в обучении, и этим утром они оба испытали, казалось, немалое удовольствие. Между ними уже было гораздо больше доверия, но от него почему-то не оставалось и следа, когда речь шла о том, чтобы не запирать ее в этой маленькой комнатке.
Джесси нетерпеливо ходила из угла в угол. Она собиралась снова выбраться из комнаты, используя свои магические способности, однако не могла рисковать, пока Грегор не покинет гостиницу. Ее сводило с ума это заключение. Оно словно отбрасывало ее в детство, когда сама Джесси и ее брат с сестрой лишились матери, и каждую ночь она оказывалась в плену у людей, что приютили ее.
Джесси пыталась выяснить, повезло ли ее брату и сестре больше, чем ей, в дальнейшей жизни. После казни матери на костре их всех разлучили. Джесси тогда сказали, что это во благо их юных душ. Боль и горечь утраты никогда не покидали ее и становились острее, когда что-то напоминало о ее родных. Она даже не знала, куда их увезли, но образ Мэйси, которая кричала и отчаянно вырывалась, когда ее заталкивали в экипаж с опущенными шторами, преследовал Джесси. Кто увез ее тогда? Кто-то достаточно богатый и влиятельный, чтобы иметь на дверце кареты свой герб, — это все, что ей было известно.
В глубине души она надеялась, что Мэйси с Ленноксом отвезут в Северо-Шотландское нагорье, туда, где они родились. Даже если это стоило бы ей жизни, она все равно непременно отыскала бы их. Она села на кровать и снова отпустила свои мысли в прошлое.
За ней не приехало никакой чудесной кареты. Джесси так и осталась в той деревне, где ее мать забросали камнями и сожгли на костре. Каждый раз, когда ей приходилось проходить возле того места, где это произошло, она отчаянно боролась со слезами. Горе переполняло ее, но довольно скоро она научилась скрывать это, чтобы не раздражать своих опекунов.
Ее приютил местный учитель, мистер Нивен. Этот акт милосердия с его стороны был скорее результатом давления со стороны местного священника, чем проявлением добросердечности. Однако жена учителя чрезвычайно боялась отпрыска ведьмы. Она никогда не оставляла Джесси наедине со своими детьми. Она даже не позволяла ей вместе с ними ходить на уроки и использовала ее главным образом как прислугу. Ночами она запирала Джесси во флигеле, говоря, что это ради ее же безопасности — совсем как теперь утверждал мистер Рэмзи.
Долгое время после того, как увидела, что сделали с ее мамой, Джесси ужасно боялась использовать колдовство, чтобы вырваться на свободу. Но однажды это заключение разозлило ее окончательно. Гнев кипел и копился в ней долгое время. И в конце концов мятежный дух наравне с изматывающей скукой заставили ее действовать.
Используя магию, она ускользала ночами из-под замка и бродила повсюду и начинала познавать мир. Украдкой подслушав учителя и его жену, она обнаружила, что та чрезвычайно ее боится.
— Я слышала, что они делают. Те, что занимаются черной магией, собираются в лесу, когда луна в зените, и строят козни против нас, добрых христиан, — сказала женщина однажды ночью, когда Джесси слушала их разговор. Затем жена учителя умоляла мужа избавиться от дочери ведьмы, которую им навязали. — Все они бесовское отродье. Как мог ты позволить одной из них проникнуть в наш дом, в нашу семью?
Мистер Нивен с утомленным видом согласился, но добавил, что не должен был гневить священника, иначе тот лишил бы его работы в школе.
Джесси все это время слушала и брала на заметку: значит, где-то есть такие же, как она, и по ночам они встречаются в лесу! Сердце ее наполнилось надеждой, надеждой, которая до сих пор, спустя годы, придавала ей сил, так же как и в самые тяжелые времена, когда она оказывалась на самом дне, теряя всякое желание жить. Не раз она уже была готова лечь с намерением уснуть навечно. Однако она воспитывала и укрепляла в себе свое природное упрямство. Она поклялась найти их, своих родных, и она это сделает.
— Они, словно дикие звери, предаются прелюбодеянию там, под луной. — Джесси услышала еще один обрывок разговора.
Ей потребовалось некоторое время, чтобы узнать, что такое «прелюбодеяние», но, поняв это, она как-то инстинктивно почувствовала, что нет ничего дурного в том, чтобы испытывать сладострастные желания и прислушиваться к ним. Этим занимались люди подобные ей, и совершенно этого не стыдились. Стыд проповедуют те, кто презирают природу и отрицают свою связь с ней.
— Эти люди — само зло, — сказала жена учителя прямо ей в лицо, проговаривая каждое слово так, будто это могло уберечь ее от этого зла.
Даже ребенком Джесси твердо знала, что это не так. Мама учила ее совсем другому: «Мы не зло, мы дети природы. Это они живут по наветам дьявола, хотя и обвиняют в этом нас. Они просто не понимают и не принимают нас, вот и все».
