Тим прошелся по дому, но Карли нигде не было. Испугавшись, он выбежал на улицу, заглянул к соседям. К этому времени Дженна встала и, узнав об отсутствии дочери, сразу же запаниковала. Мэтью плакал.
Не прошло и пятнадцати минут, как они вызвали полицейских.
– Знаешь, кто живет в полутора кварталах от них? – спросил Дейв.
– Гарольд Хенкель, – ответил Фрэнк.
Дейв кивнул.
– Мы привезли его в отделение. У него есть автофургон, и он держит его на улице. Хенкель сказал, что все выходные его не было дома, он ездил в пустыню и останавливался около Глэмиса. Автомобиль был тщательно вымыт. Там еще пахло скипидаром.
– Господи боже.
– В понедельник он отнес в чистку пиджак и несколько одеял. Я получил ордер, обыскал его дом, залез в его компьютер. На жестком диске полно детского порно. Фрэнк, этот сукин сын виноват. Он убил девочку. Но он заперся, и, кажется, адвокат его вытащит. Если я предъявлю ему обвинение, он ни за что не скажет, где Карли. Фрэнк, а если она еще жива? Если он бросил ее в пустыне и мы теряем время?
В глазах Дейва блестели слезы. Он едва держался. Фрэнку еще не приходилось видеть приятеля в таком состоянии.
– Чем я могу тебе помочь? – спросил он.
– Фрэнк, надо узнать, где она. И побыстрее. Если она еще жива, хорошо бы найти ее, пока не поздно. А если мертва… тогда мы получим улики, пока они не исчезли. Если мы спросим его, то точно потеряем девочку. Но если бы кто-то со стороны заставил Хенкеля говорить…
– Дейв, почему ты просишь меня? – спросил Фрэнк, заранее зная ответ.
– Потому что, – ответил Дейв, – ты Фрэнки Машина.
В тот же вечер Дейв пригласил Хенкеля к себе якобы для того, чтобы взять с него подписку о невыезде. Потом в затемненной машине сам провез его мимо журналистов и высадил неподалеку, давая ему возможность на такси добраться, куда ему заблагорассудится.
– Наверное, вам лучше не показываться дома, – предостерег его Дейв. – Там теперь журналисты будут дневать и ночевать.
Хенкель сел в первое же оказавшееся рядом такси.
Проехав квартал, Фрэнк затормозил. Тотчас, откуда ни возьмись, появился Майк Риццо, сел сзади и воткнул Хенкелю в руку иголку, прежде чем тот успел что-либо понять.
Очнулся Хенкель в пустыне, голый и привязанный к стулу. Мужчина примерно его возраста, разве что чуть пониже ростом, сидел напротив него и, насвистывая оперную арию, методично натачивал нож для чистки рыбы на двух брусках, прикрепленных к доске под углом в сорок пять градусов.
Сначала с правой стороны, потом с левой.
Справа, слева.
Это было дорогое приспособление, которое Фрэнк купил, чтобы содержать в порядке свои еще более дорогие кухонные ножи фирмы «Глобал». Фрэнк мало что ненавидел больше, чем тупые ножи.
К примеру, людей, способных обидеть ребенка.
Они стояли первыми в списке.
Фрэнк заметил, что Хенкель пришел в себя.
Неудивительно, что Дженна Мэк не захотела заниматься с ним сексом. Хенкель был грузным, пузатым, с лысиной, с седеющими усами и с козлиной бородкой. Его бледно-голубые глаза стали круглыми от страха.
Примерно в двадцати футах он увидел свой автофургон.
В ущелье, в пустыне.
– Где я? – спросил Хенкель. – Кто ты?
Фрэнк ничего не ответил. Он продолжал методично натачивать нож, с удовольствием внимая пению металла, соприкасавшегося с камнем.
– Что, черт возьми, происходит? – крикнул Хенкель и стал рваться из пут, впивавшихся ему в руки. Он посмотрел вниз на свои ноги и увидел, что лодыжки у него привязаны к ножкам стула.
Фрэнк же продолжал насвистывать арию из «Джанни Скики».
[34]
– Ты коп? – верещал Хенкель в панике. – Черт тебя побери, отвечай!
Фрэнк провел лезвием ножа по одному бруску, потом по другому.
По одному, потом по другому.
Медленно, аккуратно.
– Мой адвокат мокрого места от тебя не оставит! – вопил Хенкель, не помня себя от страха.
Фрэнк поглядел на него, большим пальцем проверил, насколько хорошо наточено лезвие. Потом положил нож на колени, снял каменные бруски, спрятал их обратно в ящик, откуда достал два титановых бруска, и вновь взялся за дело.
Показалось солнце, пока еще неясным, розовым цветом крася небо.
Было холодно, и Хенкель дрожал всем телом – но не только от холода, а еще и от страха. Он закричал:
– На помощь! Помогите!
Наверное, он и сам понимал, что это бесполезно. Уж этот пустынный червь наверняка знал, что находится посреди государственного парка Анца-Боррего, где, сколько ни кричи, никто не услышит.
Он знает, подумал Фрэнк, и знал, что крики Карли Мэк тоже никто не услышит.
Фрэнк продолжал точить нож.
Сначала одна сторона, потом другая.
Хенкель заплакал. У него не выдержал мочевой пузырь, и моча побежала по ногам к привязанным лодыжкам. Голова упала на грудь. Она то поднималась, когда он кричал и плакал, то опять падала.
Фрэнк досвистел до конца арию Джанни Скики и переключился на «Nessun dorma»,
[35]
не прекращая водить лезвием ножа то по одному бруску, то по другому. Потом он опять проверил, насколько оно острое, удовлетворенно кивнул и аккуратно убрал бруски в ящик. Встав со стула, он приставил нож к груди Хенкеля и сказал:
– Гарольд, тебе нужно решить – пожизненное заключение, может быть, смертельная инъекция или я тебя освежую.
Хенкель застонал.
– Спрашиваю один раз, – проговорил Фрэнк. – Гарольд, где девочка?
Хенкель сдался.
Он бросил Карли в старой шахте всего в восьми милях от того места, где они находились.
– Она жива? – спросил Фрэнк, изо всех сил стараясь, чтобы у него не дрогнул голос.
– Была жива.
Мерзавцу не хватило духа убить девочку после того, как он ее изнасиловал, и он бросил ее умирать. Фрэнк опустил нож, вытащил из кармана телефон, набрал номер Дейва и дал ему координаты девочки. Потом он сказал Хенкелю:
– Мы посидим здесь, пока ее не найдут. И если ты соврал мне, дерьмо, я буду пять часов убивать тебя, и сам Господь от тебя отвернется.
Хенкель забормотал покаянную молитву.
– Помолись заодно и о том, – сказал ему Фрэнк, – чтобы девочку нашли живой.
