— Думаешь, что Широков предатель? — спросил Мукусеев.
— Нет, конечно…
— Тогда почему?
— Потому что интересы России все понимают по-своему, дорогой коллега. И правду о смерти Ножкина и Курнева элементарно пустили в размен… Хочешь, одну байку тебе расскажу?
— Байку?
— Байку, байку… Так вот, слухай старого прокурорского пердуна, Володя. Представь себе такую ситуацию: выезжает в некую братскую республику некая следственная группа. С задачей: раскрыть некое преступление… Группа небольшая. Три человека: депутат, сотрудник разведки и прокурорский пердун, да еще на месте к ним прикрепили четвертого… Но перед началом командировки прокурорского вызывает к себе начальник… Очень большой начальник! Почти что самый главный прокурорский начальник… Вызывает и говорит. Много говорит. Долго. И не очень внятно. Но прокурорский следак человек опытный и ушлый. Эзопов язык понимает. Поднаторел за годы работы. И понимает, что говорят ему следующее: расследование нежелательно… В интересах отечества нужно бы сделать так, чтобы прошло оно… э-э… безрезультатно. При твоем опыте, дорогой коллега, задача вполне выполнимая… Кстати, прокуратуре в конце года должны выделить пятнадцать квартир в новом шикарном доме. Хватит уж тебе в двухкомнатной хрущевке куковать. — Зимин умолк и снова налил водки.
— Это ты мне, Дмитрич, байку рассказал? — спросил Мукусеев.
— Байку, Володя, байку… И ничего, кроме байки. Давай выпьем.
— Погоди, Илья Дмитриевич, — сказал Мукусеев и накрыл рукой свою стопку. — Погоди… Почему ты мне рассказал свою «байку»?
— Па-а-чему? По кочану! Потому, что и сотрудника разведки тоже мог вызвать к себе большой начальник… И тоже побеседовать об интересах отечества.
Из— за дальнего столика в противоположном углу зала раздался громкий хохот и матерщина. Зимин недовольно поморщился и покосился на шумную компанию -за столиком сидели два молодых мужика характерной наружности и две девахи тоже наружности характерной…
— Так ты, Илья Дмитрич, хочешь сказать, что Широков… — начал было Мукусеев, но Зимин перебил:
— Я ничего не хочу сказать… Я так — байки травлю.
Снова раздался мат. Зимин недовольно обернулся к ком — пании и произнес:
— Нельзя ли потише, молодые люди?
— Пошел на х…, — ответили ему.
— Сильный ход, — сказал Зимин и встал из-за стола.
— Плюнь, Илья Дмитрич, — сказал Мукусеев. — С такими разговаривать бесполезно.
— А это, Володя, смотря как разговаривать, — ответил Зимин и решительно, но нетрезво направился к чужому столику. Мукусеев вздохнул, поднялся и пошел следом… Из динамиков на стоике Розенбаум пел про глухарей на токовище. Один из бычков отбивал ногой такт.
Зимин подошел и остановился напротив того, кто его «послал». Подошел, остановился и посмотрел в глаза:
— Встань.
— Тыче, дед, ох…ел?
— Встань, цепень бычий, — тихо повторил Зимин. Красная морда бычка стала еще красней. Он сказал: «а-а?!» — и поднялся.
— Извиниться нужно, — сказал Зимин. Он был на голову ниже отморозка, вдвое уже в плечах и вдвое старше.
— Ты че, дед…
Зимин ударил ногой в пах. Бычок охнул и присел… Мгновенно вскочил со своего места второй. Мукусеев встретил его прямым в голову. Второй рухнул, опрокинув стул, и лежал тихо. Завизжала одна из девах.
— Извиниться нужно, — повторил Зимин. Бык посмотрел снизу большими глазами и просипел: «порву падлу»… Следователь по особо важным сложил руки в замок и ударил его по голове. С кухни бежал Рашид с милицейской дубинкой в руке.
…На улице шел дождь, мигали светофоры. Зимин посмотрел на Мукусеева, произнес:
— Ну вот и пообщались, журналист. Будь здоров.
— Подожди, Илья Дмитрии, подожди.
— Чего тебе?
— Почему ты рассказал мне свою байку?
Зимин снял кепку, снова надел и сказал:
— Потому что противно, Володя. Противно… Ничего уже нет, за что зацепиться. Ни одного якоря. «Ум, честь и совесть нашей эпохи» сдохли — туда им и дорога. Но на смену пришла такая подлость, что дальше-то уже некуда… Все, будь здоров. Если Джинн прорежется — привет от меня.
Старый следак повернулся и ушел, засунув руки в карманы. Шел дождь… Мукусеев стоял, смотрел ему вслед и хотелось завыть по-волчьи. Шел октябрь 93-го…
* * *
Джинн перебрался на дачу Ирины в Половке. К середине октября садоводство уже изрядно опустело. Только самые стойкие пенсионеры еще копошились на своих сотках. Редкие поднимались над домиками дымки. Но жизнь не прекращалась — строились новые русские. Грузовики подвозили материалы, гудели бетономешалки, украинские, белорусские, молдавские строители с утра до вечера возводили стены особняков из красного кирпича. Напротив халупки Ирины, оставшейся от бывшего мужа, слинявшего в Израиль, строилось нечто, напоминающее замок. Джинн иногда наблюдал за работой молдаван-строителей, по вечерам слышал молдавские песни под аккордеон.
В остальное время Джинн читал, выпивал понемногу, жег листья на участке. По вечерам из Москвы приезжала на дряхлой «пятерке» Ирина. Они занимались сексом и подолгу сидели у печки. Ирина рассказывала новости: Зинка Топпер… помнишь Зинку? Она давала нам ключи от своей квартиры, когда Аркадий еще не уехал… Зинка Топпер привезла из Греции ши-и-карную шубу!… А Серафима вышла замуж. В пятьдесят семь лет! Представляешь? Вот бой-тетка. Муженек, кстати, моложе ее на червончик… В Москве Лужков гоняет черных. Хватают всех подряд, так что тебе, милый, лучше пока посидеть здесь. С твоей душманской внешностью так будет лучше.
Барабанил дождь по шиферу крыши, постреливали угольки в печке… Почти идиллия. Бессмысленная, иллюзорная.
На самом деле Джинн не просто так отсиживался — он ждал. Он ждал, когда Ирина сможет перегнать запись с профессиональной видеокассеты на бытовую. Он еще не знал, что увидит на кассете, но очень надеялся на то, что кассета станет тем козырем, который поможет ему…
В принципе, сделать это было не особо трудно — в Москве уже были ателье, работающие с видео любого формата. Но Джинн не хотел огласки. Он просил Ирину найти возможность перегнать «кино», изъятое у Широкова, так, чтобы не посвящать в это посторонних… Он отдавал себе отчет, что на кассете может оказаться все что угодно: порнуха, запись футбольного матча, мультяхи Диснея или вообще ничего. Но Гойко уверял, что на кассете нечто очень важное… Одиннадцатого октября вечером Ирина сказала:
— Завтра будет твое кино. Я привезу видик и маленький телевизор… Что хоть на этой кассете, Олег?
— Если бы я знал, — ответил он.
* * *
Розыском Фролова занимались четыре организации: СВР, ГРУ, милиция и ЦРУ в лице агентства «Манхэттен». Милиция занималась розыском формально — один, что ли, бандюган с пушкой по Москве гуляет?… Но внезапно из Тулы приехал брат Нургизова. От прикормленных тульских ментов он узнал, что на Автозаводской орудовал человек с паспортом его исчезнувшего брата… Вероятно, этот урод и убил брата. Нургизова-младшего вела месть. Он приехал в столицу, вышел на оперов, ведущих дело о происшествии на Автозаводской, и тряхнул пачкой баксов: надо найти этого отморозка — заплачу! Менты тоже зашевелились.
