– Ну? – не выдержал, в конце концов, Валерка.
– Палки гну! Что, ну, Валерий?
– Это блин, все, что ты хочешь сказать?!
– А что мне тебе говорить? У меня на чердаке брать нечего. И в хате, между прочим, тоже. Выдумки это!
– Ах, выдумки?!
– Вы бы пили поменьше, да ночью спали, а днем – работали. И не будет всякая чушь мерещиться. А, то, понимаешь, нажрутся самогона… и давай по чердакам куролесить! Ты мне еще хату спали…
– Кто это нажрется? – диалог свернул в неожиданную для Валерия сторону.
– А хотя бы и он. – Ирина указала на Вовку, который стоял, раззявив рот. – Соседи все уши прожужжали, мол, взяла на квартиру ханурей. Этот, дружок твой, так и шныряет по селу: самогону в долг нальете? Самогону в долг нальете? На водку, значит есть, а квартплата, получается, побоку?!
– Ты, это… – пробормотал Протасов.
– Мне спиногрызов своих хватает!
– Ты, Ирка, совсем уже…
– Все Валерий! Мне детей кормить надо!
* * *
До конца января никто больше не беспокоил зем по ночам, если не считать тяжелых раздумий о будущем, и эротических фантазий с участием Ирины. Февраль начался мирно, а вот ближе к Масленице
[38]
земы опять услыхали ШАГИ. Загадочный ночной визитер снова застал Протасова и Волыну врасплох, хоть они и зареклись встретить его во всеоружии.
– Где мой ППШ?! – орал Вовчик, подразумевая тот самый пистолет-пулемет Шпагина, из которого некогда под Бахчисараем едва не укокошил Бандуру. – Где мой ППШ, зема?! Твою мать, а?! Куда ты его запихнул?!
– Под койку! – сообразил Протасов, моргая безумными ото сна глазами. Стояла глухая ночь. Оружие довелось надежно укрыть – не дай-то Бог, кто докопается. Та же Ирка или ее шкет-читатель.
– А?! – Волына грохнулся на колени, как собравшийся покаяться грешник, нащупал под столом ручку массивного обтрепанного саквояжа и изо всех сил потянул на себя. Саквояж выехал со звуком минующего тоннель поезда метро.
– «Калаш» мой давай! – дышал в затылок Протасов. Как и следовало ожидать, замки были заперты, а ключик отсутствовал.
– Ключи?! – хором завопили земы, и бросились рыться по карманам, полкам и шкафчикам. Между делом они обзывали друг друга разнообразными нелитературными словами, приводить которые, пожалуй, не стоит.
– Сейчас кочергой вскрою! – у Вовчика сдали нервы.
– Я тебе башку, блин, вскрою! – вызверился Протасов. – Это ж батин чемодан, е-мое! Сколько на нем царапин сделаешь, столько у тебя на черепухе будет! – поиски продолжились с удвоенной энергией и, наконец, Протасову повезло.
В следующую секунду саквояж распахнулся, и промасленные тряпки полетели с оружия, как стая чаек на морском берегу. Земы одновременно опустили предохранители и передернули затворы, дослав патроны в патронники. Эффект вышел такой, будто почетный караул, собравшийся салютовать по какому-то торжественному поводу, отработал команду «Заряжай». Земы повалили во двор, как сталевары со смены, громко матерясь по дороге.
– Мочи на смерть, если что! – хрипел Волына, кидаясь за уже знакомой нам лестницей. Они приставили лестницу к стене и вскарабкались наверх, словно пожарный расчет на показательном выступлении. Обшарили весь чердак, едва не пристрелив друг друга сгоряча, но, как и в прошлый раз, ушли с чердака с пустыми руками.
– Ну что, Вовчик? – сказал Протасов, пригибаясь, чтобы не врезаться в стропила. – Играл, блин, играл, но ни одной буквы не угадал? Так Абрамович говорит?
– Якубович, зема, – поправил Волына, отстегивая диск и ставя оружие на предохранитель. – С «Поля чудес».
– А какая разница? – Они вернулись к люку. Протасов повесил автомат на ремень. – Может, он невидимый, а? Прозрачный на хрен. Как в этом фильме… про невидимку? Ты понял? Чего скажешь, Вовка?
– Может, и так…
– Конкретно ловкая сволочь.
– По-любому, зема. – Волына высунул нос наружу. Морозный воздух, после чердака, обжигал и ноздри, и гортань. Развернувшись спиной к краю, Вовка забросил ППШ за спину, передал керосиновую лампу приятелю, и, опершись ладонями на карниз, принялся на ощупь нашаривать ступней верхнюю перекладину лестницы. Моряки, как известно, сбегают по крутым лестницам лицом вперед. Сухопутные делают это задом. Протасов и Волына принадлежали к этим, последним.
Пока Вовка кряхтел, Валерка поглядывал на него свысока, и уже собрался было подогнать, мол, шевели же ты, лопух, копытами, пока я тут, на ветру, простатит не схлопотал, когда сообразил, что что-то пошло не так.
– Зема?! – Волына вытаращил глаза, в позе бегуна, изготовившегося к низкому старту. Протасов подумал, что Вовчик напоминает человека, из-под которого незаметно выдернули стул, с какого тот имел неосторожность привстать. А потом Волына начал проваливаться.
– Держи меня, зема! – призвал Вовка. Говорят, окруженные на Везувии гладиаторы Спартака спустились с отвесной скалы при помощи сплетенных из лозы канатов. Те же из них, кто сорвался, а таких было немало, летели в пропасть молча, чтобы не выдать уцелевших товарищей. Но, Волына не был гладиатором из последнего столетия не нашей эры. Вовка закричал на всю улицу. Протасов схватил его за шиворот.
– Лестница?! – надрывался Волына.
– Что, лестница, идиот?! – несколько секунд они балансировали на самом краю, как незадачливые альпинисты. Мышцы Протасова трещали от напряжения, Вовка был необычайно тяжел. Автомат «Калашникова» соскользнул по плечу и, кувыркаясь, исчез за срезом крыши. Ругаясь, Протасов напряг все силы, как рыбак, подцепивший неводом большущую рыбу. И, таки вытянул Вовку наверх. – Фух, блин.
Минуту они переводили дух, валяясь на старом шифере, как пляжники на морском берегу.
– Ты, блин, хорек неумный, смотри, куда прешься, – сказал, отдышавшись, Протасов. – Урод, блин.
– Лестница, зема… Ее нет…
Встав на четвереньки, Протасов свесился через край. Луна спряталась за тучи, и ему с трудом удалось разглядеть лестницу, валяющуюся у торца дома. В горизонтальном положении она напоминала рельсы той самой узкоколейки, которую, как раз неподалеку, строил легендарный Павка Корчагин. Протасов обернулся к Вовке:
– Как она упала, а мы не услышали?
– С чего бы ей падать, зема? Если ни ветра, ни шиша…
– Тихо! – шикнул Протасов, подбираясь. В доме что-то покатилось, по крайней мере, им показалось, что в доме. Звук был, как от перевернутого чугунка, только приглушенный, и донесся явно снизу.
– Это не в нашей комнате?! – предположил Валерий, вскакивая. – А ну, за мной! – Вместо того, чтобы карабкаться по скату скользкому и ненадежному скату, Протасов нырнул в люк.
