«И кто, спрашивается, виноват? – думала Мила, усаживаясь в известную читателям красную «Мазду». – Как там у Макаревича? Мы построили слишком большой корабль, он останется здесь навсегда, до ближайшего моря сто верст, и дороги нет… Это он про Союз, кажется. Мы-то свой корабль спустили на воду. Правда, плавает он по нечистотам и, кается, кормой вперед».
Лично Мила Сергеевна полагала, что виной эдакому неприглядному положению вещей либо врожденная склонность сограждан-предпринимателей к тому, чтобы поставить себя вне закона, либо сам закон, таким образом продуманный, чтобы всех, кого можно, загнать в Тень. А вот по злому умыслу те законы писали, или, просто, КАК ВСЕГДА, ПОЛУЧИЛОСЬ, этого Мила не знала.
В свете вышеизложенного многозначительные слова Украинского: «Брать будем, когда с чемоданом наличных выйдет», тоже оставалось трактовать двояко. Была, конечно, определенная вероятность того, что злодей Вардюк будет препровожден в тюрьму, а чемоданчик с наличкой отправится затыкать дыры в госбюджете. Но Мила склонялась к тому, что старая НЭПмановская песенка из фильма «Мы из джаза» прозвучит в несколько подкорректированной временем редакции: «А ну-ка дай сюда свой чемоданчик!»
[68]
Конечно, что там на уме у Украинского, она не знала, и ее подозрения числились в разряде эмпирических допущений. Следуя домой, Мила Сергеевна включила в салоне радио. «Гоп стоп! Мы подошли из-за угла!» – вырвался из динамиков Розенбаум.
[69]
– Ну, надо же. На ловца и зверь бежит, – пробормотала госпожа Кларчук, и выбрала другую «волну».
* * *
3-е марта, четверг.
На следующий день Мила пригласила Протасова домой. В качестве дома выступала квартира по улице Михайловской, которую она выдавала за свою и которая, на самом деле, была одной из служебных квартир экономической милиции, любезно предоставленных в ее распоряжение Украинским. Выпив по чашечке кофе, Мила и Валерий занялись детальной разработкой плана. Правда, работала в основном госпожа Кларчук. Протасов же откровенно бездельничал, пребывая в состоянии эйфории. Мила Сергеевна, «натуральная элитная телка», о какой Протасов только вчера мог разве что мечтать, трудилась с ним рука об руку, «в одной, конкретно, упряжке», выдавая параллельно столько авансов, что у Валерия голова шла кругом. Близко к себе пока не подпускала, ну так лиха беда начало.
«Втренькалась в меня капитально. По самые уши. Это сразу видно. И не дает, потому как втрескалась. У грамотных баб одни понты в голове. Сперва вздохи и ахи, а уж потом… Потом, блин, такое…»
Томящую напряженку, связанную с сексом, а вернее, с его отсутствием, Валерий размочил при помощи Ольги. С экс-женой он помирился без труда, сцена в клубе была предана забвению. На днях Ольга предложила ему заночевать на Харьковском. Валерий принял приглашение. Ольга застелила диван в гостиной, а в полночь он перебрался к ней. Ольгу не пришлось долго упрашивать. Она тоже истомилась без мужика, так что они просто нашли друг друга. Тело тренерши было сильным, мускулистым и ненасытным. Протасов, естественно, не выспался, и был не в состоянии думать о делах. Со свойственной ему великолепной беззаботностью, он перевесил работу на новую партнершу, у которой, кстати, даже не потрудился спросить фамилии.
Пока Мила Сергеевна корпела над бумагами, Протасов посматривал на нее глазами утолившего голод, но еще готового на подвиги кота. Вместо технических подробностей операции он раздумывал над тем, какие на ней сегодня трусики.«Стринги, в натуре? Прозрачные или нет? А ямочки на ягодицах имеются? Без ямочек жопа не прикольная…»
– Валерий? Ты здесь или нет? – спрашивала госпожа Кларчук.
– Яволь, – Протасов отвечал с такой задержкой, словно они переговаривались через спутник.
– Валера?! Делу время, потехе час.
Ему довелось смириться.
* * *
К концу дня Мила подготовила технико-экономическое обоснование займа, гарантийные обязательства, и прочие документы.
– Валера? Ты когда сроки согласуешь?
– В воскресенье, – Протасов надулся, как заправский индюк. В воскресенье у банкирши день рождения. Меня, блин, первым пригласили. Там и перетрем, Людка. Не кипишуй. Все будет ништяк.
– Позвонишь мне?
– Без базара, – заверил Протасов.
Дело было за малым. Осталось тиснуть печати.
– У тебя предприятие на примете есть? Валерий! Ты о чем думаешь?
Созерцая аккуратные коленки собеседницы, Протасов думал не о делах.
– Валерий?!
– Я?
– У тебя совесть есть?
– Нет.
– Включи мозги.
– Полянский, – неохотно отвлекся Протасов, державший несчастного компьютерщика про запас как раз для подобного случая.
– А подробнее можно? – потребовала Мила.
Да есть тут ком
[70]
один, – пренебрежительно махнул Валера. – Лох, каких мало. Конкретный. Компьютеры собирает в детском саду. Мы его прошлой весной поимели. Наказали за то, что на нашу территорию без спроса влез. Как врубили, что б ты догнала, счетчик…
«Ничего себе, концы, у крымского милиционера, – опешила госпожа Кларчук, – столичные малые предприятия данью обкладывает. Ну ину…» Она пообещала себе при встрече поговорить об этом с Украинским. – Значит, частное производственное предприятие? – она не подала виду, что огорошена.
– Производственное, – подтвердил Валерий.
– Не пойдет.
– Почему это, не пойдет? – удивился Протасов.
– Людей на фирме много?
– Человек десять. Студентов разных гребаных. Заучек, е-мое. Очкариков, чтобы ты въехала в тему.
– Не годится, – отрезала госпожа Кларчук. – Побежит твой Полянский в милицию.
– С каких таких пирогов? Раньше не бегал! – возразил Протасов. – Значит, и сейчас сдрейфит. Кишка, блин, тонка, по милициям гасать.
– Напугать предпринимателя, чтобы он мзду за крышу отщелкивал, это одно, – холодно пояснила Мила Сергеевна, еще раз подумав про себя, что странная картина вырисовывается – провинциальный гаишник хвастает, как мелкого предпринимателя из столицы поставил на бандитский счетчик. – При вымогательстве он деньги отдает и, вроде как, ничем более не рискует. А подставиться под хищение кредита, который, к тому же, мимо рта проплывет – это две большие разницы, как говорят в Одессе.
