* * *
Следующий день вышел ужасно веселым. За домом я нашел
камышовую палку с леской, крючком и бутылочной пробкой вместо поплавка, нарыл
червей, и мы с Зигом Фридом отправились на рыбалку. Самое смешное, что в озере
водилась настоящая рыба. Я поймал целых четыре. Дядя Сагамор сказал, это
красный окунь, а папа поджарил их мне на ужин на жире из-под колбасы.
Получилось просто объедение.
Днем мне захотелось поплавать, но когда я пришел, мисс Харрингтон
лежала в брезентовом кресле, потягивая свой напиток, и сказала, что до заката
мы никуда не пойдем. Доктор Севе-ране тоже валялся в соседнем кресле со
стаканом в руке и спросил ее:
— Эй, это что еще за плавание? Уж не собираешься ли ты дать
мне отставку из-за какого-то шкета, который не дорос еще даже до того, чтобы
курить травку?
— Ой, да заткнись ты, — поморщилась она. — Неужели ты хотя
бы пять минут не можешь подумать о чем-то другом?
— И это твоя благодарность? — говорит он. — Я, черт побери,
спас тебе жизнь и я же еще должен всякий раз, как захочу побыть с тобой,
считаться с семилетним пацаном.
— Благодарность? — переспросила она. — Уж поверь мне, умник,
что в следующий раз, как кто-нибудь предложит мне уехать в деревню и отсидеться
там, я буду знать, что он имеет в виду.
Они продолжали препираться, как будто напрочь обо мне
позабыли, так что я ушел от них и побродил немного по отмели на озере рядом с
тем местом, где все строил свой ковчег дядя Финли. Мне хотелось поймать рака.
Вода там доходила мне всего до пояса, и я видел целую уйму их на дне, но ни
одного так и не словил. Уж больно прытко они пятились.
А дядя Сагамор с папой весь день просидели сиднем в теньке,
болтая и то и дело прикладываясь к тому кувшину. Я вспомнил, как дядя Сагамор
говорил шерифу, что работает по восемнадцать часов в день, чтобы уплатить
налоги, и спросил у папы, уж не каникулы ли у него сейчас. А папа сказал, нет,
просто сейчас на фермах вроде как мертвый сезон, а скоро начнется запарка.
На закате мы с мисс Харрингтон опять прогулялись ко
вчерашнему пляжику, и она снова учила меня плавать. Сегодня она прихватила
купальную шапочку, чтобы не мочить волосы, так что могла окунать голову в воду
и плавать по-настоящему. Кролем — вот как она это называла.
У меня уже тоже начало чуть-чуть получаться. Сегодня я
проплыл шесть или восемь футов, но потом все равно пошел ко дну. Мисс
Харрингтон сказала, я слишком стараюсь не мочить лицо, вот и начинаю тонуть.
* * *
На следующий день, с утра пораньше, папа с дядей Сагамором
выкатили из сарая грузовик, съездили за лес на кукурузное поле и привезли
обратно те чертовы корыта с кожами. Вонища оттуда шла пуще прежнего. Они
поставили их аккурат на прежнее место, у самого колодца, и, как на грех, даже
ветра почти что и не было, чтобы разогнать запах.
Короче, эти шкуры стояли там добрую неделю, днем и ночью,
но, как папа и сказал, постепенно к этому привыкаешь и перестаешь обращать
внимание. Я спросил, почему бы им не убирать их хотя бы на ночь, ночью-то
солнца все равно нет, но папа сказал: еще чего не хватало, замаешься возить их
туда-сюда.
День так на пятый или шестой я уже до того привык к этой
вони, что смог подойти к корытам посмотреть, как дела. Взяв колышек, я попытался
вытащить одну из шкур, но чтоб мне сквозь землю провалиться! Палка прошла
сквозь шкуру, как сквозь масло. Кожи сгнили прямо в корытах, совсем как первая
порция.
Я сразу побежал позвать папу и дядю Сагамора, но не смог их
найти. Только что они сидели себе спокойненько под деревом на заднем дворе со
своим неизменным кувшином, а теперь их и след простыл.
Я оглядел все кругом, покликал их, а потом отправился в дом
и обошел его вдоль и поперек. Но их там не было. Тогда я посмотрел в конюшне —
тоже пусто. Но когда я вернулся к дому, они сидели ровнехонько на прежнем месте
под деревом.
Услышав, что шкуры начали расползаться, дядя Сагамор вроде
как нахмурился, и они отправились убедиться сами. Дядя Сагамор потыкал туда
палкой, и она, разумеется, проткнула шкуру насквозь.
Он выпрямился, сплюнул табачную жижу и поскреб в затылке.
— Ей-богу, так оно и есть, — проворчал он. — Как ты
считаешь, что мы делаем не так, а, Сэм?
Папа тоже почесал голову.
— Ну, прямо не знаю. Но выглядит явно не так, как надо. Кожа
не должна быть такой мягкой.
— Но я ведь сделал все точь-в-точь как написано в том
бюллетене, что я получил от правительства, — пожаловался дядя Сагамор. — Выполнял
все тютелька в тютельку, никак не мог ошибиться. Как считаешь, что нам теперь
делать?
Папа призадумался.
— Пожалуй, только одно, — решил он наконец. — Надо довести
дело до конца. Что за смысл браться за новую порцию, ведь с ней наверняка
случится то же самое. Нет, пусть уж мокнет сколько положено, а тогда пошлем
образец в правительство, а уж оно пускай нам растолкует, что мы сделали не так.
— Я и сам так же думаю, — кивнул дядя Сагамор. — Эти ребята
из правительства не смогут сказать ничего путного, если мы не будем точно
следовать инструкциям. Так что пусть мокнет. Правда, до конца курса еще полтора
месяца.
— Так ведь через полтора месяца от этих кож одна каша
останется, — испугался я.
— Ну, с этим уж ничего не поделаешь, — возразил дядя
Сагамор. — Пошлем кашу. Инструкция есть инструкция, и если ты не будешь ей
следовать, то правительство тебе ничего толкового не ответит.
— Но подумайте, сколько времени вы потеряете понапрасну, —
говорю я.
Дядя Сагамор покатал за щекой табак.
— Черт возьми, — пожал он плечами. — Что такое время для
дохлой коровьей шкуры или для правительства?
На том они и порешили. Мне начало казаться, что этак мы не
заработаем особо много денег на кожевенном производстве, если они собираются
ставить новую порцию только через полтора месяца, а эта уже все равно наверняка
пропала. Но что толку спорить с папой и дядей Сагамором?
Да и потом, мне с лихвой хватало всяческих развлечений,
чтобы еще забивать себе голову какими-то шкурами. Каждое утро я удил рыбу, а по
вечерам мисс Харрингтон учила меня плавать. А днем, когда она сидела в
трейлере, я сам упражнялся на отмели около того места, где строил свой ковчег
дядя Финли. И там-то как раз и случилась презабавная штука — я, признаться, так
ничего и не понял.
Насколько мне помнится, это случилось на следующее утро
после того, как мы обнаружили, что кожи сгнили, аккурат в полдень. Зиг Фрид
сидел на берегу и смотрел, как я купаюсь (сам-то он воду терпеть не мог), а я
плескался у берега, пытаясь плавать на мелководье, где глубины не больше чем по
пояс. И тут вдруг я угодил в место с теплой водой.
