— О, я полагаю, это кое-что объясняет. Да, теперь было уже
слишком поздно. Даже если она и закроет свой рот на замок. И все же:
предупредить ее или нет? Он вздохнул.
— Если это действительно так, как ты думаешь, — хотя я
уверен на все сто процентов, что это не так, — то ты слишком далеко сунула свою
голову. Я бы посоветовал тебе не подходить вечером близко к поручням, а
запираться и сидеть в своей каюте.
— Но ведь я сказала об этом только капитану.
А капитан не станет марать свои руки в такой грязи, потому
что слишком набожный человек, подумал он. Красицки был образованный польский
еврей, а Линд высокий и сильный парень, понимающий юмор, особенно когда врачует
людей…
Гарри извинился и прошел в свою каюту. Он считал, что сделал
все, что мог. Кроме того, капитан Стин мог и не быть замешан в заговоре.
Если Мадлен догадалась, как могла появиться кровь изо рта
Майера, то почему же она не сделала еще один шаг вперед и не пришла к выводу,
ясно вытекающему из этого факта? А самое главное, почему она не смогла
определить — кто есть кто? Кровь на рубашке, видимо, проступила из маленького
баллончика, спрятанного на груди, который Майер проткнул своим крошечным шилом,
когда во время второго выстрела драматически прижал руку к груди. Да, не
повезло, что он уронил это шило в своей каюте. И это практически было
единственной ошибкой во всей драме.
Годард случайно наступил на это шило, увидел его и оттолкнул
ногой к переборке. А Линд, который в тот момент мыл руки в умывальнике, мог
видеть это в зеркале. Вместе с замечаниями Годарда о темноватой крови эта
мелочь и могла стать причиной смерти Красицки.
По меньшей мере полторы минуты Линд и Майер были в каюте
одни, пока Годард бегал за санитарным ящиком. «Кровь» могла быть припрятана в
каком-нибудь сосуде на кровати. Сделать это проблемы не составляло. А уж
приборами и инструментами Линд был оснащен прекрасно.
Все остальное — актерская игра. Крик Красицки должен был
приковать внимание присутствующих к нему, пока первые — холостые патроны — не
были пущены в сторону Майера. Потом зрители смотрели только на Майера. Линд
схватил руку Красицки и поднял ее вверх, причем снова нажал на курок. На этот
раз патроны были уже настоящими — осколки лампы и зеркала разлетелись по всей
комнате, сразу придав всей сцене правдивый вид.
Но сейчас это уже все не важно. Главная проблема — Стин.
Если он вместе с ними, то миссис Леннокс подписала себе, а также тем лицам, с
которыми она предположительно говорила на эту тему, смертный приговор, Если же
капитан не участвует в этом, то теперь возможно одно из двух неприятных
последствий.
Первое заключается в том, что сейчас он стал подозрительным
и в то же время ведет себя наивно. Во всяком случае, не догадывается сделать
обыск на всем корабле. А с другой стороны, если силы Линда достаточно мощные,
то дело неминуемо должно кончиться насилием, так как при обыске будет доказано
его участие в этой афере и он не сможет выкрутиться.
Другое исходит из того, что капитан не станет ничего
предпринимать, пока корабль находится в открытом море, а Линд уже знает о его
разговоре с Мадлен Леннокс. Их мог подслушать и Рафферти, и Барсет.
Да, но пожар? Ведь самое вероятное убежище Майера на корабле
— промежуточные коридоры третьего трюма. Они находятся как раз под той каютой,
где его зашивали в парусину. Оттуда его легко можно было препроводить в трюм и
наоборот. Вряд ли они посмели бы рискнуть препроводить его через весь корабль в
какой-нибудь другой тайник.
Да, но что будет, если дым и жара выгонят его из этого
тайника? Годард выругался и закурил сигарету, чтобы стряхнуть неприятное
чувство. Ведь в конечном итоге он ничего не знал. Возможно, все это лишь игра
воображения. И словно в подтверждение такой возможности корпус «Леандра»
задрожал, заработали машины, корабль снова двинулся в путь. Почему обязательно
на этом старом корыте, которое бороздит сейчас воды океана, должны происходить
такие ужасные вещи?
Два вентилятора в столовой с трудом разгоняли тяжелый
спертый воздух. Смерть Красицки подействовала на всех так же угнетающе, как и
духота, которой, казалось, не будет конца. Капитан Стин был еще более молчалив,
чем обычно, и даже Линд не подбрасывал своих шуток. Когда Карл уронил тарелку,
все обернулись и бросили на него свирепые взгляды. Рафферти с хмурым видом
убрал осколки.
Карин Брук обратилась с Стину:
— В такую погоду приятно подумать о норвежских фиордах, не
правда ли, капитан?
— Да, конечно. Я уже два года не был дома.
— Достаточно испытать одну бурю в Северной Атлантике, чтобы
эта жара показалась вам приятной, — заметил Линд.
— Вы совершенно правы, — поддержала его Мадлен Леннокс и
рассказала, что ей как-то довелось попасть в бурю в Бискайском заливе, которая
продолжалась три дня, и она так измотала ее физически, что и потом ей все время
приходилось за что-то держаться, даже находясь в постели.
— Простите меня, пожалуйста… — внезапно прошептал капитан.
Годард заметил, что тот сильно побледнел и, видимо,
основательно испугался. Рукой он оперся о стол.
— В чем дело, кэп? — быстро спросил Линд.
Годард одновременно с ним вскочил на ноги, намереваясь
оказать помощь капитану, который сперва навалился на плечо Карин, а потом
соскользнул вниз. Обе женщины вскрикнули. Когда мужчины уложили Стина на полу,
к нему подскочил Барсет.
— Носилки! Быстро! — приказал Линд.
Барсет исчез.
Глаза капитана были закрыты. Он тяжело дышал. Линд пощупал
его пульс. Стин начал судорожно вздрагивать. Годард прижал его к полу покрепче
обеими руками. Линд послал Карин к главному инженеру, чтобы тот прислал в каюту
капитана баллон с кислородом. Вскоре Барсет вернулся с носилками. На них
положили капитана, корчащегося от боли. Иначе им не удалось бы пронести его по
узкому трапу наверх.
Не долго думая Линд рванул со стола скатерть со всем, что на
ней находилось, так что посуда и столовые приборы разлетелись по всей столовой.
Затем оторвал от скатерти две полосы. Одну полосу бросил Годарду, и они вместе
привязали Стина к носилкам за грудь и за ноги.
Потом Гарри вместе с матросом отнесли капитана наверх, в то
время как Линд помчался за своей аптечкой. Вскоре появился боцман и сменил
Годарда, который вышел в коридор.
Он обратил внимание на глаза подбегавших матросов.
— О Боже ты мой! — воскликнул один из них. — Кто будет
следующим? Другой хмуро бросил:
— У кого есть резиновая лодка? Я сматываюсь с этой чертовой
посудины!