Разговор состоялся майским днем в детройтской квартире, где солнце из раскрытых окон заливало своими лучами бледно-голубой ковер и где царила полная тишина, потому что, когда появлялся Рей, он сразу же выключал приемник. У него было всего десять минут, чтобы переодеться, упаковать сменный костюм и отправиться в аэропорт: через сорок минут он летел в Чикаго. Нэнси молча подала ему виски с содовой и уселась на кушетку в углу гостиной, наблюдая за тем, как он переодевается, собирает сумку, то и дело протягивая руку к стакану, отвечает на звонки и сам куда-то звонит. Предложение перебраться в загородный особняк прозвучало довольно неожиданно.
— А как же твоя жена? Она разве там не бывает?
— Была раза два. Ей больше нравится сидеть дома и играть в гольф. Каждое утро играет в гольф, а после полудня пьет джин с тоником.
— А все-таки, что мне делать, если она вдруг приедет?
— Ничего особенного — переберешься в охотничий домик. Есть у меня там такой коттеджик в дальнем углу поместья. Или вернешься сюда, если захочешь.
— Значит, мне придется все время быть настороже и, как только она войдет через парадный вход, тихонечко смыться через заднюю дверь?
— Если тебе это не нравится, — сказал Рей Ритчи, — я попрошу кого-нибудь отвезти тебя в аэропорт.
— Да что ты говоришь? Приятно знать, что ты и дня без меня прожить не можешь.
— Слушай, разве я что-нибудь тебе обещал? По-моему, мы квиты и не связаны друг с другом никакими обязательствами. Хочешь уехать — пожалуйста, я тебя не держу. Или я тебе что-нибудь должен?
— Ты настоящий бизнесмен, ничего не скажешь.
— И ничего плохого в этом не вижу. У нас с тобой своего рода сделка.
— Про сделку ты ничего не говорил.
— Нэнси, ты ведь умная девочка, — сказал Рей Ритчи. — Сама понимаешь — если я захочу тебя кем-то заменить, мне понадобится на это не больше недели.
После того, как он уехал, Нэнси еще долго сидела на кушетке в предвечерней тишине и остро, как никогда раньше, испытывала чувство одиночества. Мысленно она представляла себе, как Рей и его сотрудники приземляются в Чикаго и отправляются на свои дурацкие переговоры или на осмотр какой-то дурацкой фабрики, а затем принимают свои дурацкие решения, касающиеся их в высшей степени дурацкого бизнеса.
А она тут сидит в своей клетке и ждет его.
А дальше что? Да все как обычно. Завтра он позвонит ей — сразу после полудня — и предупредит, что часов в семь зайдет с двумя своими коллегами по работе. Она будет жарить им бифштексы, а они часов до одиннадцати, пока не надоест, обсуждать свои дурацкие дела. Потом они с Реем останутся одни, и тут руководитель преуспевающей корпорации превратится в любовника и скажет что-нибудь, с его точки зрения, чрезвычайно нежное и трогательное. Например: «Поди сюда, моя куколка. Соскучилась без меня?» О господи! Ну и тоска. А потом они разыграют сцену всепоглощающей страсти. Она посмотрит на него из-под спадающей на глаза пряди волос, затем выключит свет во всей квартире и отнесет бокалы на кухню, а когда вернется в спальню, он будет ждать ее, сбросив прямо на пол очень дорогой костюм итальянского покроя с пиджаком на одной пуговице, втянув живот и дыша «скотчем».
Просто дурдом какой-то!
«И это ничтожество может найти мне замену меньше чем за неделю? — подумала Нэнси. — Нет, вы это слышали?»
Ну хорошо. Что она может сейчас сделать? Собрать свои шмотки и убраться отсюда раз и навсегда.
Можно перебить все лампы, посуду и стекла в квартире, а потом убраться отсюда.
Можно вызвать на утро грузчиков из фирмы «Братья Айвори», чтобы они вывезли всю мебель и вещи и оставили их у себя на складе.
Но ничего из этого Нэнси не сделала. Она встала с дивана, включила радио и попыталась представить себе, какой он — этот особняк на берегу озера, понравится ли ей там и будет ли чем заняться. Уйти сейчас, просто так, убив целый год на Рея Ритчи, и даже не столько на него самого, сколько на ожидание его редких появлений? Нет-нет, отступные, которые ему придется заплатить за разрыв с ней, будут куда солиднее, чем стоимость мебели и всякого тряпья. Нет, Реймонд, ты расплатишься за это собственной шкурой.
В течение первой половины июня Нэнси с удовольствием валялась на солнце возле бассейна, посвятив все время достижению качественного загара; но к концу месяца загорать ей осточертело, равно как и разыгрывать из себя хозяйку дома в те дни, когда приезжал Рей.
Примерно неделю она развлекалась стрельбой из спортивного пистолета. Она купила длинноствольный «Вудсмен» 22-го калибра еще во Флориде: то ли потому, что он ей понравился, то ли потому, что ей просто хотелось знать — у нее есть оружие. Пожалуй, это была главная причина. Первой ее мишенью стала стеклянная витрина магазинчика, приютившегося на обочине Прибрежного шоссе. Нэнси отлично запомнила, как все происходило в первый раз. Это было вечером: сначала она проехала в одну сторону, потом развернулась за поворотом и поехала в обратном направлении на скорости около сорока миль в час. Магазин стоял на противоположной стороне дороги. Он был закрыт, но внутри горел свет. Стрелять пришлось с левой руки, опершись левым локтем о дверцу машины. Она выстрелила трижды, и звон разбитого стекла засвидетельствовал по крайней мере одно попадание. С тех пор Нэнси на некоторое время нашла себе увлекательную игру: стреляла с обеих рук, то прицельно, то навскидку, в самые разные мишени: в коттеджи, в магазинные вывески, в дорожные знаки — в общем, во все, что попадалось на пути. При этом стреляла на большой скорости: до семидесяти миль в час. Все походило на тир наоборот: двигались не мишени, а стрелок мчался мимо них на умопомрачительной скорости. Стреляла она и по яхтам и лодкам, выбирая позицию где-нибудь среди деревьев или на уединенном участке берега, но это ей не понравилось, потому что лодки обычно находились слишком далеко и с берега трудно было определить, попала она или нет. За июнь Нэнси всего четыре раза выезжала «на охоту» в обитаемые места, но этого оказалось достаточно для того, чтобы местные газеты в Женева-Бич и Холдене поместили на первых страницах репортажи под заголовками типа «Снайпер-привидение». Текст сопровождался фотографиями разбитых витрин и окон. Нэнси просмотрела и детройтские газеты, но в них о стрелке-невидимке не упоминалось.
Однажды она чуть было не рассказала о своем хобби Бобу-младшему, но в последний момент сдержалась. Потом и вовсе поняла, что не стоит делиться с ним своей тайной, он все равно бы ее не понял. Нэнси живо представила себе, как Боб-младший хмурится и после паузы выдает какую-нибудь чушь. К тому же ей нравилось водить его за нос, скрывая даже то, что вовсе не было тайной.
Пока Боб-младший строил новую лестницу на пляж, вкапывал в склон опорные столбы и приколачивал к ним ступеньки и перила, Нэнси загорала и купалась напротив дома и по нескольку раз в день ходила мимо Боба по недостроенной лестнице. Работа заняла неделю, хотя Нэнси была уверена, что при его сноровке он вполне мог бы справиться и за пару дней. Ей нравилось лежать на циновке в своем голубом раздельном купальнике и время от времени поглядывать на него: Боб Роджерс-младший был голый по пояс, в ковбойской шляпе, с пучками разнокалиберных гвоздей в карманах плотницкого фартука. Его кожу покрывал красноватый загар, а волосы на груди и на руках блестели на солнце. В целом он выглядел неплохо, довольно брутально, вот только живот уже нависал над ремнем, так что через несколько лет он явно обзаведется внушительных размеров брюшком.
