Он поставил ящик с инструментом на пол.
— Посмотрим, что там случилось.
Вирджиния первой подошла к окну и попыталась приподнять раму, демонстрируя, что оно действительно не открывается. Райан тоже подошел, встал с ней рядом и локтем отвел ее руку от оконной задвижки. При этом Вирджиния слегка ударилась запястьем о подоконник и, непроизвольно разжав кулак, выронила на пол какой-то белый кружевной комочек. Райан опустил глаза и увидел на носке своей кроссовки неожиданное украшение: ее белые трусики, спланировав, упали ему прямо на ногу.
Он поднял взгляд и посмотрел Вирджинии в лицо. А она вполне ничего. Хорошая кожа. Зеленоватого оттенка глаза. И пахнет от нее приятно — каким-то лосьоном. Чистенькая девочка. И очень странный взгляд: в нем сочетаются закрытость и готовность пойти на все. Живет здесь уже две недели, а все время одна. Ей лет двадцать семь, вероятно, замужем; не самая, конечно, шикарная женщина на свете, но и не дурнушка, и при этом у нее какие-то проблемы.
Райан положил ей руки на плечи и медленно повернул к себе лицом. Она смотрела на него своим странным взглядом, широко раскрыв глаза. Он придвинулся ближе, руки скользнули по ее рукам, ловко обняли за талию и крепко прижали; почувствовав, что наступил нужный момент, Райан прижался губами к ее губам и, стремительным, но точным движением повалив Вирджинию на постель, рухнул рядом с ней.
Поначалу он даже не понял, что она сопротивляется. Он думал, что она ломается, разыгрывает комедию, но потом, продолжая ее целовать и прижимать к себе, он открыл глаза и увидел один ее глаз — гигантский глаз, сфокусированный на нем, всевидящее око, проникающее внутрь него — и наполненное ужасом.
Этого не может быть. Не может быть, чтобы взрослую женщину охватил такой ужас, чтобы у нее был такой безумный взгляд.
Он стал нежно целовать ее в губы и в щеки, его рука скользнула по ее бедру, а потом под мышку.
Очень тихо, едва оторвав от нее губы, он прошептал: «Закрой глаза». Еще один поцелуй в щеку. Она закрыла глаза, открыла и снова закрыла, а он целовал ее глаза, нос, уголки рта, губы, а тем временем его левая рука коварно пробралась под мышку и направилась оттуда к прикрытой лишь тонкой тканью груди. Все шло вроде бы так, как и должно было идти, но, как только подушечка его большого пальца придвинулась ближе к соблазнительной выпуклости, Вирджиния вздрогнула вдруг всем телом, вскрикнула и открыла глаза.
Все так же шепотом, надеясь, что еще удастся вернуть ее в прежнее состояние полузабытья, Райан спросил:
— Что-то не так?
— Мне там больно, — пробормотала Вирджиния. Судя по голосу, она по-прежнему пребывала в полудремотном состоянии и не стремилась из него выйти.
— Больно?
— Это из-за купальника. Натерла косточкой.
— Извини. — Его рука переместилась к ней на спину, пальцы осторожно прошлись вдоль позвоночника и нащупали молнию. Застежка подалась на удивление легко. По мере того как молния расстегивалась, Райан ощущал под ладонью ее гладкую кожу. Вирджиния словно бы не понимала, что он с ней делает, но, почувствовав его руку опасно низко, снова вздрогнула и открыла глаза.
— Не надо.
— Что — не надо?
Она не ответила. Не пошевелилась. Она по-прежнему смотрела ему в глаза.
— Я опять сделал тебе больно?
— Пожалуйста, не надо.
— Не надо что?
Она продолжала глядеть на него.
— Скажи мне, почему не надо? — прошептал Райан нежно и терпеливо.
Негромко, но очень отчетливо и с ощущением собственной правоты она сказала:
— Потому что это грех.
— Что значит — грех?
— Грех.
— Грех — то, что мы делаем?
— Грех, и ты это знаешь, — сказала Вирджиния.
— Но что тут плохого? Так задумано природой, и все люди…
— Если они женаты, — возразила Вирджиния Мюррей.
— Но если нам хорошо друг с другом, почему просто не побыть вместе? — Райан улыбнулся.
— Для меня это грех. — Вирджиния на мгновение замолчала, а затем с явным усилием заставила себя произнести: — Я католичка.
— Ну и отлично, — поддержал ее Райан. — Я тоже.
— Нет, ты не католик.
— Католик, Богом клянусь.
— Если ты католик, прочитай «Символ веры».
— Ой, ну перестань.
— Любой католик должен знать «Символ веры» наизусть.
— Ну хорошо. Каюсь пред тобой, Господь всемогущий…
— Это же покаянная молитва!
— Верую в Бога, Отца Всемогущего, — забубнил Райан, — Творца всего сущего на земле и на небесах… Эй, ты что?
— Отпусти меня, пожалуйста.
— Ради бога, ты же первая все это затеяла.
— Пожалуйста, не говори так.
— Зачем тогда было передо мной без трусов задницей крутить?
Вирджиния отодвинулась от него, сбросила с себя его руки и закрыла лицо ладонями. Приглушенно, явно борясь со слезами, она выговорила:
— Пожалуйста, уходи.
— Что?
— Уходи!
— Черт возьми, да неужели ты думаешь, что я собираюсь остаться? — Райан вскочил с кровати и подтянул брюки. — Еще не хватало тебя уламывать, — сказал он. — Ты уж, будь любезна, сама реши, что тебе нужно, а что нет.
— Я думала, ты вчера приедешь, — сказала Нэнси.
Райан сидел за рулем ее «мустанга». Он лишь на мгновение отвлекся от дороги и внимательно на нее посмотрел. Они уже проехали Женева-Бич и мчались по автостраде на юг. Солнце заливало шоссе своими лучами.
— Я собирался, — сказал Райан, — но старикан никак не уходил. Всю ночь бродил по пансионату.
— Ну и что?
— Он мог меня заметить.
— И что с того?
— Я не хотел лишних расспросов.
— Ты что, боишься его?
Райан бросил еще один взгляд в ее сторону.
— Нет. С какой стати мне его бояться?
— Мне понравился его домик, — сказала Нэнси. — Классный.
— Ему тоже нравится.
— Он, кстати, местный мировой судья, — заметила Нэнси. — Ты в курсе?
— Конечно. Он рассказал мне, что скоро будет тебя судить.
— Жду не дождусь.
— На кой черт ты это натворила? Я имею в виду ту историю с парнями.
— Они сами напросились. Я думала, хоть ты это поймешь.
— А если бы они погибли?
— Лучше скажи, как мне вести себя на суде, — сказала Нэнси. — Что лучше: изобразить маленькую раскаявшуюся девочку или наоборот — произвести на судью неизгладимое впечатление?
