— Бьюмонт Ливингстон.
— Ливингстон, значит?
— И у него ещё предыдущий срок не вышел, — продолжал Макс Черри. — Он отсидел девять месяцев, а теперь считается условно освобожденным и взятым на поруки. Был осужден за ношение незарегестрированного оружия.
— Я бы на вашем месте не стал так шутить.
— Так что он совершил ещё одно правонарушение, отбывая хоть и условный, но все же срок. Теперь ему реально светит десять лет тюрьмы и плюс к тому срок за незаконное хранение оружия.
— Поверьте мне, он не таков, — сказал в ответ Орделл. Он затушил сигарету и бросил окурок в остатки кофе на дне кружки. — У Бьюмонта нет времени на отсидки.
Теперь взгляд Макса Черри снова был устремлен куда-то в пространство перед собой.
— А вы сами когда-нибудь попадали в тюрьму?
— Давным-давно, как-то по молодости довелось сиживать. Пустяковый срок в Огайо. Так, по мелочи: угон машин.
— Мне нужно записать ваше имя и адрес.
Орделл рассказал, что его зовут Орделл Робби, а затем ещё и назвал свое имя по буквам, когда собеседник попросил его об этом, а так же сказал, где он в настоящее время живет.
— Вы родом с Ямайки? У вас нетипичное имя.
— Да вы что, я разве что, похож на кого нибудь из них? Вы слышали, как они говорят? Они же разговаривают друг с другом на своей тарабарщине, что можно подумать, что это совершенно другой язык. Нет, приятель, я афро-американец. Вообще-то раньше я уже был и ниггером, и ублюдком, и черномазым, но теперь меня полагается называть афро-американцем. А вы кто? Еврей, что ли, а?
— Если вы афро-американец, то тогда, полагаю, я франко-американец, — ответил Макс Черри. — И, наверное, не без некоторой примеси кровей нью-орлеанских креолов
[1]
. — Теперь он перебирал разложенные перед ним на столе бумаги в поиске нужных. — Вам необходимо заполнить письменное обязательство на явку в суд, договор о погашении ответственности, а также дать свою личную расписку... Это на тот случай, если Бьюмонт решит скрыться, и мне придется ехать на его поиски, то вы обязуетесь возместить мне понесенные в связи с этим расходы.
— Бьюмонт никуда не денется, — пообещал Орделл. — Вам придется придумать какой-нибудь другой способ для того, чтобы наварить на этом деле и загрести больше, чем полагающиеся лично вам десять процентов. Удивительно, что вы не стали требовать с меня двойную цену только за то, что он с Ямайки...
— Это противозаконно.
— Да, но тем не менее встречается сплошь и рядом. Так ведь?
У вас свои профессиональные хитрости. Можно, к примеру, не возвратить залог. — Орделл встал и, подойдя к столу напротив, достал из спортивной сумки, купленной им ради такого случая в сувенирном киоске аэропорта, сверток с наличными — пачку потертых банкнот, перетянутых резинкой. — Сто раз по сто, — объявил Орделл, — и плюс к тому ещё десять в оплату ваших услуг. Надеюсь, все будет в порядке, а? Что мне ещё очень хотелось бы узнать, так это, где вы собираетесь хранить мои деньги до тех пор, пока я не получу их назад? Вот в этом столе?
— В «Первом Юнион-банке» через улицу, — отозвался Макс Черри, сам тем временем освобождая пачку денег от стягивавших её тонких резинок. — Они будут положены там на доверительный счет.
— Так что вам удастся ещё кое-что подзаработать и на процентах, да? Я в этом не сомневался.
В ответ Макс не сказал ни «да», ни «нет» — он был занят пересчетом стодолларовых купюр. Когда все было пересчитано, и Орделл принялся подписывать разные бумаги, он спросил, не собирается ли он, Орделл, нанести визит в тюрьму вместе с ним. Орделл оторвался от бланков, и ненадолго задумался, прежде, чем отрицательно покачать головой.
— Вообще-то не хотелось бы. Передайте Бьюмонту, что я сам с ним свяжусь. — Орделл принялся застегивать свою двубортную спортивную куртку яркого канареечного цвета, надетую поверх черной футболки, к которой очень подходили и спортивные брюки из черного шелка, надетые им сегодня. Ему не терпелось поскорее узнать, какого все-таки роста был Макс Черри, поэтому он сказал: — С вами весьма приятно иметь дело, — и протянул руку, однако не подходя к столу вплотную. Макс Черри поднялся со стула, и оказалось что в нем шесть с лишним футов росту, и он даже на какую-то малость повыше Орделла. Хозяин офиса кивнул и остался стоять, ожидая ухода посетителя.
Тогда Орделл снова заговорил:
— А вы знаете, почему я решил обратиться именно к сам, а не куда-нибудь еще? Просто в данное время у вас работает один из моих друзей.
— Вы имеете в виду Уинстона?
— Нет, другого парня. Его зовут Луис Гара. Это один из моих белых друзей, — пояснил Орделл и улыбнулся.
Макса Черри, по-видимому, вовсе не был склонен радоваться такому заявлению. Вместо этого он сказал:
— Я его что-то сегодня ещё не видел.
— Ну что вы, ничего страшного, я его как-нибудь в другой раз застану, — и, подхватив сумку, Орделл направился к двери. На пороге он остановился и оглянулся. — У меня есть к вам ещё один вопрос. А что если — просто вдруг подумалось — что если Бьюмонт до суда вдруг попадет под машину, или случится ещё что-нибудь, и он умрет? Ведь тогда я получу деньги назад, не так ли?
* * *
Судя по тому, как это было сказано, он знал наверняка, что сможет получить деньги назад. Этот парень из тех, кто умеет держать себя в руках, превознемогая нестерпимое желание покрасоваться перед посторонним человеком. Он прекрасно знает механизм действия системы, а так же и то, что центральная окружная тюрьма носит название «Ган-Клаб», получив его по названию дороги, близ которой она и была выстроена. Он сидел в тюрьме, знал Луиса Гара, и уехал отсюда на «Мерседесе» с опускающимся верхом. Что ещё желаете знать? Орделл Робби. Максу показалось странным, что он до сих пор ничего не слышал о нем. Подумав об этом, он отошел от витрины и возвратился обратно в свой кабинет, собираясь заполнить соответствующие бумаги, необходимые для оформления поручения.
Итак, документ номер один — доверенность. Макс вставил лист в пишущую машинку и задумался, мысленно возвращаясь к своей проблеме. Она всплывала перед ним каждый раз, когда ему приходилось заполнять документы на бланках «Общества взаимопомощи Глэдиса».
Доверенность удостоверяла тот факт, что Макс Черри являлся уполномоченным представителем страховой компании по делу Бьюмонта Ливингстона. В соответствии с этим выходило, что страховая компания получала одну треть из десятипроцентного вознаграждения и одна треть с этой суммы вкладывалась ею в фонд покрытия убытков.
Если представить, что Макс выписывал бы залоговых поручительств хотя бы на пятьдесят тысяч долларов в неделю, то ему с этих денег причиталось бы пять тысяч с вычетом расходов и той одной трети, которая отходила к «Обществу взаимопомощи» в Майами. Работа нудная, но деньги за неё можно было выручить неплохие.
