Услышав из уст этого мужчины прозвище председателя, которое было известно лишь в узком судебном кругу, администратор остановилась.
– Так что лучше допроситься, – посерьезнел Антон. – И допрос производить будет не «кто-то», а старший следователь прокуратуры по особо важным делам Сергей Быков.
Следователь, который все время стоял чуть поодаль и в разговоре не участвовал, почувствовал, как у него потеплело в груди. И огромная волна уважения к этому человеку захлестнула подчиненного Пащенко. Он не выдержал и бросил взгляд на крепыша. Но тот уже что-то говорил женщине, аккуратно поддерживая ее за локоток.
– Где эта кровать стояла? – спрашивал он. – В этом домике, с оранжевой крышей? Давайте пройдем туда.
По дороге им попался сторож. Он был настолько пьян, что едва не выгнал за территорию всех, включая администратора. Прихватили с собой и его.
Глава 12
Узнав, что некто Пащенко и еще двое его коллег побывали в санатории, Яша Локомотив ощутил беспокойство. Как и любой криминально настроенный человек, первое, что он стал делать, это ликвидировать те следы, которые еще существовали, но до которых еще не добрались преследователи.
Уже через четыре часа после посещения прокуратурой «домика с кроватью» в Регистрационную палату Терновской области вошли двое. Они отозвали заявления, где просили ввести их в состав учредителей казино «Третья Пирамида», «Хеопс» и «Сфинкс», и передали своему человеку в Палате имена новых людей.
Почти вместе с этим в кабинет управляющего банка «Доверие» прибыл сам Яша и велел перевести со своего счета все средства на вновь указанные реквизиты. Конечным пунктом пересылки денег явился «Свисс-банк» в Цюрихе, а новым владельцем счета – Марина Шебанина, жена Яши.
Через полчаса после того, как Локомотив спустился с крыльца банка, в квартиры Виталия Кускова, расположенные по всему городу, ворвались незнакомые соседям люди. Они заходили в квартиры по трое и даже не предпринимали никаких усилий для того, чтобы остаться незамеченными для рядом живущих людей. Вламываясь в жилища, люди покидали их уже через минуту, что исключало даже слабую надежду на то, что они будут задержаны вызванными сотрудниками милиции.
Взломщики вели себя дерзко. Очевидно, входящие знали, что Кускова тут плохо знают даже в лицо, поэтому не прятались. Квартиры, что было понятно, оформлялись на различных людей, поэтому приезжающие наряды милиции, устанавливая хозяев и мотив нападений, не связанных с хищением имущества, заходили в тупик.
Локомотиву доложили, что Штука не обнаружен и есть подозрения относительно того, что он покинул не только город, но и страну. На такие предположения людей Яши натолкнули найденные в двух квартирах газеты, где жирными обводами маркера были обозначены «горящие» путевки в Прагу, Афины, Херес и Анкару. Обширная география привела Яшу в такую ярость, что он разбил дома буфет и едва не сбросил с балкона своего человека, привезшего с третьей квартиры очередную газету с пометками «Сидней» и «Мадагаскар».
За один день он вычистил «авгиевы конюшни» своей деятельности, в которые последние месяцы даже не заглядывал. Между тем единственный свидетель, который мог дать пищу для размышления органам в деле поиска убийц Эфиопа, Штука, оставался неуловимым. Зная его натуру, как свою, Локомотив велел своим людям выяснить, где в городе за последние дни происходил беспредел, связанный с мордобоем, крушением мебели и другого, вплоть до попытки затопления известного в Тернове теплохода «Мария Ульянова».
Однако те возвращались ни с чем. Почувствовав опасность, бывший друг Кусков превратился в опасного и умного врага. Единственная его хрупкая черта характера, не раз ставившая хозяина в уязвимое положение, была им подавлена. Если бы Виталька Штука за последние дни хоть раз зашел в кафе или ресторан и выпил, найти его не составило бы труда. Но сведений о его присутствии не поступало ни из одного известного места. К вечеру, уже склоняясь к тому, что Штука, каким-то образом оформив выездные документы, покинул страну, Яша прекратил поиски. Теперь оставалось только ждать.
Он по-прежнему оставался с тем, что имел. Более того, завоеванные в результате смерти Эфиопа земли уже начали давать прибыль и пока им ничего не угрожало. В любом случае, Кусков не тот человек, который, из мести к Локомотиву, перейдет в ведение ментов так же, как самому Локомотиву перешли земли Ефикова. Штука – человек с понятиями и не станет предавать их даже тогда, когда его будет давить реальный срок.
Поразмыслив, Яша пришел к выводу о том, что, сдавая его ментам, Кусков обретет волю, но станет изгоем, в которого будет не зазорно воткнуть нож любому отморозку. Не продавая принципов, он останется тем, кем был, но сядет. Однако Кускову впоследствии можно будет все объяснить и искупить вину двоих придурковатых милиционеров хорошей долей в игровом бизнесе. Это можно было решить уже сейчас, но для этого нужно присутствие Штуки. А на это в ближайшее время, как показывают события, рассчитывать не приходится.
Выполнив максимум того, что можно было сделать, Локомотив затаился…
Волнение хозяина обычно передается его близким. Из очень близких у Яши была лишь жена Марина. Из остальных наиболее приближенными являлись Сорока и Подлиза. Остальные были не в счет, хозяина они видели раз в месяц по большим событиям, поэтому манипуляции Яши оставались для них тайнами за семью печатями.
Марине Шебаниной волнение мужа, как обычно, не передалось. Она столько нервничала в начале его деятельности, что теперь ей было на все наплевать. Каждый день шухера для Локомотива был последним, поэтому известие о том, что муж опять ступил на лезвие бритвы, ее должным образом не взволновало. По большей части она проводила время дома, попивая джин-тоник и разговаривая с аквариумными рыбками. Когда-то Яша запретил жене работать и бывать на людях («статус не позволяет»), и сейчас последствия этого распоряжения приносили свои плоды. И без того не обогащенный интеллектом мозг молодой женщины стал давать сбои. В тот момент, когда Локомотив носился по городу и заметал следы, она валялась на диване, пила, пила и пила. К безумному поступку она была готова уже давно, но для окончательного выпада все не было повода.
Марина пила джин и спорила с вуалехвостами, Яша мужественно заметал следы, а что касается Сороки и Подлизы – Игоря Ферапонтова и Вовы Грошева соответственно, – то это был отдельный разговор. Будучи не «низовыми», а конкретными бригадирами, они видели нервозность лидера, были свидетелями переправки его средств за рубеж, но поскольку самим им отправлять было нечего, пока Яша совершал семимильные шаги и как белка перепрятывал запасы, они топтались на месте и видели, как над их головами стягиваются серые тучи последних августовских дней. Оба понимали, нужно предпринимать какие-то шаги, но, решив делать что-то самостоятельно, ощутили легкий дискомфорт. Оказывается, решая задачи без участия Локомотива, они совершенно не знают, как поступить правильно. У любой задачи существовало несколько вариантов решения. А вот какой из них приведет к удаче, минуя нары… Это был вопрос сложный, а тыкать пальцем наугад Сорока и Подлиза не решались. Бывшие вокзальные «каталы», они были убеждены в том, что, начав открывать колпаки, крутимые ментами, обязательно превратятся в лохов и останутся ни с чем.
