Судьба Саркисова сложилась иначе. После суда он уволился из своей конторы, уехал в Грецию, где открыл крошечный банк, такую домашнюю прачечную для отстирывания грязных денег. Еще через год труп Саркисова нашли на каком-то пустыре под Афинами. Его ранили выстрелом в грудь, но у киллера, видимо, заклинило пистолет. И Саркисова долго добивали ножом. Той крови на Вятке нет, к гибели бизнесмена он не имеет отношения. Иногда он жалел о том, что неизвестный убийца сделал то, чего не успел сделать сам Вятка.
Евдоким не винил никого, кроме самого себя, в том что оказался на нарах, он не вынашивал планов кровавой мести московскому фармазонщику Егору Агапову, даже не держал зла на бывшую жену, которая не дождалась его, закрутила роман с каким-то местным торгашом, паршивым мужиком, обремененным долгами, семьей и хроническими болезнями. С таким мозгляком баба от хорошей жизни не свяжется. Просто иногда спрашивал себя: за какую вину заседатели вычеркнули из его жизни четыре годика? За то что левый вексель в банк принес? Он занимался такими делами, о которых ночью вспомнить страшно, а тут получил реальный срок из-за бумажки с двумя колотушками и чьей-то подписью. Не таскаясь по адвокатам и гражданским судам, Вяткин отписал Ирине и дочери Оле двухкомнатную квартиру, а сам временно переехал сюда, в дачный кооператив «Сосны». Но правильно говорят: нет ничего более постоянного, чем временное.
Деньги из заначки кончились слишком быстро. Дом в две комнаты с летней верандой оказался плохо приспособленным к холодам, Вятка терпел все невзгоды и копеечную жизнь, ожидая, что вскоре подвернется настоящее дело, на котором он заработает легко и много. Время шло — то ли ребята с воли просто забыли о его существовании, то ли настоящих дел не стало — и Вяткин прочно сел на мель.
Все утро Кот, Килла и Рама томились в сенях у горячей печки, не зная, как убить время и чем себя занять. Килла купил у старухи соседки бутыль забористой самогонки, мутной, как разбавленное молоко, но на вкус подходящей. Сивушный дух перебивали запахи мяты и тмина. Начистив картошки, сварил ее на железной печке. Собачиха от доброты душевной вынесла парням плошку с квашеной капустой и огурцами.
Перекусив и опрокинув пару стопок, Рама вытянулся на пересохшей соломе, заложив руки за голову, уставился в закопченный потолок, стараясь думать о приятном. Сегодня вечером они встретятся возле сельского клуба с Катькой. Запрутся изнутри, зажгут керосиновую лампу, улягутся на ворохе старых газет, заменяющих пуховую перину. Он вернется в дом Собачихи уже за полночь, когда парни будут досматривать первый сон, ляжет на свое место, укрывшись лоскутным одеялом, снова станет вспоминать Катьку.
Мысли Кота оставались тревожными. Прошлой ночью он проснулся от телефонного звонка. Открыв глаза, долго пялился в темноту, не понимая, что за звуки долетают до него. Похоже на мелодию мобильника. Но тот мобильник потерялся неизвестно где и когда. Скорее всего, остался в гараже Кулибина или вывалился из кармана, когда Кот выходил из машины возле поста ГАИ. Звуки стихли. Почудилось, решил Костян. Закрыв глаза, он долго лежал без сна, соображая, как можно отсюда связаться с Москвой, с Настей. Стационарных телефонов в деревне, разумеется, нет, мобильники здесь видели разве что по телеку. Пока бумер стоит на приколе, остается единственный вариант: пешим ходом добраться до трассы, а там на попутке махнуть до районного центра. С почты заказать разговор, подождать час-другой, пока соединят с Москвой.
Да, план простой, совсем простой, но… Слишком много этих «но». Не факт, что Настя дома или на службе. Не факт, что он сумеет добраться до райцентра, на трассе полно ментов. Да и на почте наверняка по закону подлости окажется какой-нибудь ментяра, который просто от нечего делать проверяет документы всех чужаков. И чем кончится такая встреча? Ночевкой в КПЗ, утренним допросом. Костян прислушивался к ночным звукам, надеясь на чудо. А вдруг снова… Он уснул, так и не услышав телефонного звонка…
— Костян, может, бросим все? — неожиданно предложил Килла. — В деревне поселимся, а? Я тут пообжился, даже нравиться стало. Уезжать не хочется. Как у моего отца на кордоне: тишина, природа…
— Хорошая мысль. Останемся. Погоняла возьмем себе деревенские, — развил мысль Кот. — Рама, например, будет Пахарь-Трахарь.
Килла заржал так, что из руки вывалилась недоеденная картофелина. Он сдвинул на затылок облезлую шапку, уши которой стояли торчком, расстегнул заляпанный пятнами ватник, продолжая скалить зубы. Рама, вздохнув, даже не улыбнулся. Возможно, мысль остаться здесь навсегда показалась ему не такой уж смешной, даже наоборот. Присев на ящик, он взял березовую чурку, надвое расколол ее топором, бросил в печку.
— А у нашей хозяйки кликуха какая-то странная: Собачиха, — отсмеявшись, сказал Килла. — Интересно, это у нее от имени или от фамилии?
— Леха, — сказал Кот. — А прикинь, если бы у тебя такое же погоняло было.
— Нет, у меня такого быть не может, — покачал головой Килла. — Потому что Собачиха — женского рода.
— Ну, у тебя было бы Собач, — сказал Кот. — Или Собачих.
— Ладно, Собач, начисли нам по пятьдесят граммов, — сказал Рама.
Килла нежно, как несмышленого младенца, приподнял бутыль с самогонкой. Накатил в граненые стопарики под самый ободок, не пролив ни капли. Неожиданно Килла засмеялся, придумав, как прикольно переиначить кликуху Кота.
— Ну, давай, Кошач, — он вытянул руку со стаканчиком, чокнувшись с парнями, опрокинул стопку в рот. — За тебя, Кошач.
— И за тебя, Собач.
Килла глянул в сторону и закашлялся. На пороге стоял Димон Ошпаренный. В черных кроссовках, в бумажных кальсонах и нательной рубахе, он напоминал мертвеца, вставшего из могилы. Нос заострился, скулы выперли наружу, а щеки ввалились. Кот округлил глаза:
— Димон, ты чего встал-то?
— Все нормально. — Ошпаренный сделал несколько неуверенных шагов вперед, зацепился рукой за приставную лестницу и повис на перекладине. — Я… вышел воздухом подышать.
— Присаживайся, — Килла распахнул телогрейку. — Может, наденешь?
— Не надо. Я сидеть-то не хочу. Пойду до калитки прогуляюсь.
Отлепившись от лестницы, Димон, одной рукой держась за живот, шагнул к входной двери, зацепился за какую-то жердь, сделал еще пару шагов.
— Пойду, помогу, — Рама поднялся на ноги.
— Да не надо, — Димон обернулся и пошел дальше, медленно передвигая ноги. Он шагал осторожно, как сапер по минному полю, боясь оступиться и бухнуться на пол. На ходу покашливал и тяжело вздыхал. Видно, каждое движение причиняло ему боль. Хлопнула дверь, Ошпаренный вышел на двор.
— Вот тебе и Собачиха, — сказал Кот. — За два дня на ноги пацана поставила.
Собачиха оказалась легка на помине, она вошла с улицы, недобро зыркнула глазами по сторонам и, раздувая ноздри, крикнула:
— Вы что тут сидите?
В одной руке хозяйка зажала валенок. Кажется, она собиралась положить в этот валенок булыжник и вдарить по голове любому, кто под руку подвернется.
