Зураб и Стерн переглянулись. Конец указки остановился посредине плотины.
«Взрыв должен произойти здесь, — сказал Людович. — Длина самой плотины от берега до берега вместе с насыпью — около полутора километров. При взрыве в ее центре мы получаем ударный эффект и необратимые катастрофические последствия. Высота плотины — около сорока метров. Емкость Камского водохранилища — более девятнадцати кубических километров воды. Теперь представьте, как водный поток, который невозможно остановить никакими силами, летит с этой высоты, сметая все на своем пути. Впрочем, это лишь внешний эффект, поверхностный, общий. С моими расчетами вы ознакомитесь позднее. Для проведения акции необходимо около двух тонн тротила. Такой объем взрывчатки уместится в обычном грузовике. Теперь о главном, о последствиях акции, о ее цели. Ведь задача не в том, чтобы взорвать плотину Камской ГЭС, цели у нас иные».
Людович остановился, прикурил новую сигарету и снова принялся ходить перед экраном. То ли он собирался с мыслями, то ли просто наслаждался курением, трудно понять.
«Город застраивался, особенно в советское время, совершенно бессистемно, — продолжил он. — Построенные более полувека назад оборонные предприятия находятся ниже плотины ГЭС, в самой низине. Воду для производства брали и берут из Камы. Саму ГЭС построили позже, при ее возведении не учли особенности местного рельефа. Итак, после взрыва произойдет сброс сотен тысяч тонн воды из Камского водохранилища непосредственно в Каму. Уровень реки в первый же час поднимется на полтора метра. По моим расчетам, еще через час уровень Камы вырастет на два с половиной метра. Что значат эти цифры?»
Стерн слушал и думал, что Людович — шизофреник, страдающий раздвоением личности. Сам себе задает вопросы — и сам же на них отвечает. И еще эти сатанинские, горящие адским огнем глаза. Не человек, а прямо-таки адская машина. Впрочем, среди шизофреников, которых Стерн встречал в жизни, попадались весьма талантливые люди.
«Ниже по течению на расстоянии четырех километров от ГЭС расположен кислотный завод, который первым попадает в зону затопления. — Людович помахал указкой, словно шпагой. — Его территория вытянута вдоль русла реки на четыре с лишним километра. Здесь выпускают серную и азотную кислоту. Это единственное место в России, где производят олеум — серную кислоту предельно высокой концентрации».
Зураб взмахнул в воздухе рукой: «Если не трудно, профессор, расскажите об этом подробнее».
«При соприкосновении воды с кислотой произойдет несколько мощных взрывов, — объяснил Людович. — Из людей, занятых в этот день на производстве, не выживет никто. Главное же: после того как рванут резервуары, пары кислоты поднимутся в верхние слои атмосферы и выпадут на землю дождем или росой. Это так называемый кислотный дождь. День для проведения акции нужно выбрать ясный, солнечный. Если мы проведем акцию при дождливой погоде, кислотное облако смешается с водяными парами, эффект будет не тем, что мы хотим получить. Ветер должен дуть на северо-запад. В этом случае кислотное облако накроет аэропорт Савино, что в двенадцати километрах севернее плотины, и одновременно нефтеперегонный завод».
Привлекая внимание профессора, Зураб кашлянул в кулак и задал новый вопрос: «Что произойдет в этом случае?» Людович остановился, попросил Цыбульского дать на экран фотографии аэропорта и нефтеперегонного завода.
«Аэропорт — это десятки гражданских самолетов. — Людович снова закурил. — Вот они. А вот двухсоттонные емкости с нефтью, соляркой и бензином разных марок. Все это будет уничтожено за пять минут. Кислотный дождь подобной концентрации вызывает стремительную коррозию металлов. Завод взлетит на воздух, возникнет пожар, который едва ли потушишь за неделю. Самолеты просто развалятся на части. У меня есть точные расчеты и математические выкладки. Позднее вы с ними ознакомитесь».
«Какое влияние оказывает такой дождик на организм человека? — спросил Стерн. — В такую погоду, как мне кажется, не рекомендуют ходить по грибы?» Зураб, ценивший черный юмор, рассмеялся. Людович, кажется, шуток не понимал.
«Достаточно просто подышать парами кислоты, как в носоглотке, бронхах и легких образуются язвы. А дождь — это стопроцентная мучительная смерть. Кожа слезает с человека, как чулок, — ответил Людович и неизвестно кому погрозил указкой. — В зону затопления также попадают пушечно-литейный завод и заводской поселок при нем. Завод расположен примерно в десяти километрах ниже плотины. Как только вода достигнет заводской территории, взорвутся домны, плавящие металл. Это ведь непрерывное производство».
«Сколько человек погибнет после взрыва плотины?» — спросил Стерн.
«Общее количество жертв не поддается строгому исчислению. — Людович потер платком лоб, блестевший в свете проектора. — По моим расчетам, в первые сутки после катастрофы погибнет около ста тысяч человек. Но это только начало, всего лишь цветочки. Пермский регион на долгие десятилетия станет кровоточащей раной на теле России. Залечить эту рану у Кремля не хватит ни сил, ни средств. Масштабы пермской катастрофы, сумма материального ущерба и число человеческих жертв значительно превзойдут Чернобыль».
Тот памятный вечер закончился очень приличным ужином в кабинете пана Цыбульского. На стол подавала женщина среднего возраста в наглухо застегнутой блузке и темной юбке до пят. Оказалось, что на так называемые гуманитарные пожертвования можно вполне сносно жить и питаться, заказывая еду в дорогом ресторане.
Людович ел мало, беседы на посторонние темы не поддерживал. Он хмурился, глядел не в глаза собеседнику, а куда-то в сторону. Отказался от сливочного десерта, но выпил большую чашку черного кофе. Потом взял палку и, поднявшись, на прощание протянул Стерну руку.
«Значит, вы сможете сделать это?» — спросил Людович. «Смогу», — кивнул Стерн. «Я рассказал вам лишь о некоторых последствиях этого взрыва. На вас произвел впечатление мой рассказ?» Стерн пожал плечами: «Пожалуй». — «Скажите, у вас хватит решимости не отступить в последний момент? Не у всякого человека есть внутренняя сила... Ну, вы понимаете, о чем я говорю».
Стерн помолчал с минуту. «Понимаю, — ответил он. — Если я за что-то берусь, то довожу начатое до конца. Сейчас Зураб собирает деньги, чтобы перевести их на мой банковский счет. Время терпит, сроки установлены. Об остальном можете не беспокоиться».
«Я надеюсь на вас. — Людович вытащил из кармана блокнот в кожаном переплете с золотым тиснением, протянул его Стерну. — Одна просьба, которая может показаться вам немного сумасшедшей. Или сентиментальной. Здесь не содержится ничего, что может вас скомпрометировать. Бросьте этот блокнот в реку, в Каму. Здесь любимые стихи моей жены. В разные годы я переписывал их из поэтических сборников. Себе на память». Стерн перелистал страницы и сунул блокнот в карман: «Брошу».
Глава девятнадцатая
Москва, Таганка. 29 июля
Крошечная мастерская по ремонту очков с романтическим названием «Рассвет» помещалась в кривом переулке в районе Таганской площади. Желтый двухэтажный домик с двумя пыльными витринами доживал последние недели или месяцы своего существования. Его назначили под снос и частично уже отгородили от проезжей части железобетонным забором. Жильцов, как водится, выселили в новостройки за МКАД, домик опустел, но в мастерской еще теплилась искорка жизни. Ровно в девять утра владелец мастерской, близорукий старичок по фамилии Луценко и по кличке Пискля, открыл входную дверь для посетителей. А получасом раньше Стерн занял позицию на противоположной стороне улицы, за углом старинного особняка.
