Владыкин мрачно глянул на стажера.
– Я просто поражен твоей осведомленностью, Юрий. С сегодняшнего дня в курилку больше не ходишь. А должность в городской прокуратуре мне и вправду предлагали. Звали начальником отдела по надзору за работой судов и следственных органов, плюс звание прокурора. Но ведь я розыскник. Какого черта я пойду на административную работу? Нет, это не для меня. А насчет карьеры ты прав, в городской прокуратуре возможностей больше. И деньги и вещевое довольствие. Все казенное получаешь. От кальсон до чисто каракулевой шапки. Но уж лучше я здесь, на живой работе буду носить свою шапку. Тоже каракулевую, но только с кожаным верхом. Кстати, этот гражданский костюм, что сейчас на мне, – Владыкин провел ладонью по лацкану пиджака, – я пошил пять лет назад на деньги, полученные на вещевое довольствие. Хороший костюм, но уже износился. Короче, хорошая премия сейчас совсем не помешает.
– Правильно, что в горпрокуратуру не перешли, – одобрил Ливанский. – Вы настоящий сыщик. С большой буквы сыщик.
– Все, Юра, не вылизывай мне, а то щекотно, – Владыкин снова сделался строгим. – Для тебя есть поручение, – нацепив на нос очки, он достал ручку и стал заполнять бланк. – Запрос пишу в ОВИР, поедешь получишь там справку, подавала ли покойная гражданка Карпова документы для получения загранпаспорта. Если подавала, то когда.
– А почему это нас интересует?
– Не в Сочи же она ранней весной собралась с тремя-то чемоданами и дорожными сумками? Затем отправляйся на Зеленый проспект в Мосприватизацию. Выяснишь, не совершали ли Карпова сделок с недвижимостью. Возможно, продала она свою квартиру. А вот в посольствах справок о получении Карповой визы можем не получить. Для посольств прокурорский запрос – лишь бумажка. Топай, Юра, а я перекушу, с утра не жравши.
Закончив писать, Владыкин протянул Ливанскому два запроса.
– А я на работу к Карповой, это на задах института Склиифасовского.
Владыкин повернул голову на стук в дверь. Долговязый прапорщик внутренних войск, переступил порог, пригнув голову, чтобы не задеть верхом фуражки притолоку. Подойдя к столу Владыкина, он протянул следователю почтовый конверт.
* * *
– Для вас на вахте письмо оставили, личное.
– Кто оставил?
Владыкин повертел в руках конверт, на котором в графе «адрес» ровным подчерком кто-то написал: «Владыкину Геннадию Ивановичу. Личное.»
– Не могу знать, – тонким юношеским голосом ответил прапорщик – была пересменка, когда я заступил на пост, письмо лежало на тумбочке, где телефон.
– Чай пьете целыми днями, – проворчал Владыкин, отрывая от края конверта узкую бумажную полоску и вытряхивая письмо на стол. – А преступники шастают взад назад, письма следователям оставляют личные. Все, свободен.
– Да мое дежурство только началось, – прапорщик козырнул и вышел из кабинета, преодолевая пространство метровыми шагами.
Не зная, торопиться ли теперь в ОВИР или лучше повременить с этим делом, Ливанский, уже одетый, топтался возле своего стола, комкая в руках вязаную шапочку. Сейчас лучше к Владыкину с вопросами не приставать, все скажет сам, если сочтет нужным. Закрыв тонкую папку с делом об убийстве Карповой, Ливанский положил её на край следовательского стола.
– Сядь на место, Юра, – поднял глаза от письма Владыкин.
– А как же ОВИР?
– Подождет.
Расстегнув «молнию», стажер скинул кожаную куртку, сел на место и стал бросать короткие взгляды на начальника. Что-то важное, это ясно. Следователь даже не скрывает заинтересованности, глазами ест письмо.
– Ну, что я тебе только что говорил? – закончив чтение, Владыкин весело взглянул на стажера. – Говорил я тебе, что Ирошников любитель? Говорил, что он проколется именно потому что любитель?
– Это убийство и письмо – звенья одной цепи? – робко поинтересовался Ливанский.
– Брось ты этот лексикон: звенья цепи, – Владыкин не мог согнать с лица самодовольную улыбку. – Выражайся яснее. Да, скорее всего письмо и убийство вещи взаимосвязанные. Тут, – он ткнул пальцем в исписанный листок, – Ирошников пытается логично объяснить свои действия Я, мол, ни при чем, меня подставляют. А в конце письма обвиняет в преступлениях врача со своей подстанции некоего Вербицкого. Мол, именно Вербицкий и хочет честного Ирошникова утопить. Я разговаривал со всеми врачами с их подстанции, был в кадрах, личные дела смотрел. И Вербицкого хорошо помню. Отзываются о нем, как о прекрасном враче, семьянине образцовом. За глаза, правда, говорят, что он подкаблучник. Такой и мухи не обидит. И этого несчастного Вербицкого, кстати, своего хорошего приятеля, Ирошников пытается оговорить. А тот про Ирошникова худого слова не сказал. Я бы на месте Ирошникова, не стал называть Вербицкого, выбрал более подходящего кандидата. Лучше всего, постороннего человека, не из этой обоймы, не из врачей. В этом случае следователь должен был проверить сведения, установить личность и так далее.
– А может, все-таки проверить этого Вербицкого?
– В Москве народу десять миллионов, каждого не проверишь. Нам нужен Ирошников, и только он. Усек?
– Само собой, – кивнул стажер. – Только не пойму, зачем он тогда это письмо написал? В чем его интерес?
– Как в чем? – Владыкин продолжал улыбаться. – Он понял, что мы подошли слишком близко. И хочет выиграть время, сбить нас со следа и смотаться из города. Видимо, Карповой он предложил переехать из Москвы, скажем, в Петербург. Ну, сменить обстановку и все такое, пообещал жениться. Та и рада стараться. С работы уволилась: я готова, милый, упаковалась. При обыске мы не нашли у Карповой ни ценностей, ни денег. Видимо, она последняя московская жертва. А мне он через какого-нибудь пацана с улицы передает это письмо. Лови убийцу, Владыкин. Хитрый он все-таки малый, но с письмом перестарался.
– А про Питер вы так сказали, к слову? – в эту минуту Ливанский испытывал безотчетное волнение.
– Ирошников несколько лет жил в детдоме, – Владыкин сунул письмо обратно в конверт. – Кто отец – неизвестно. А мать какая-то пьянчужка, лишена судом родительских прав, когда сыну ещё и десяти лет не исполнилось. Спустя год умерла. Позднее сестра матери в Ленинграде отыскалась. Предложила Ирошникову, в то время шестнадцатилетнему подростку, перебраться к ней. Сейчас она на пенсии, живет одна. А прежде работала заместителем директора кинотеатра. Но Ирошников не огласился ехать к тетке. После детдома за ним закрепили комнату в Подмосковье. Служил в армии, потом поступил в первый мединститут, ныне университет. Потом работал на «скорой». Одно время перешел на труповозку, чтобы расплатиться за кооперативную квартиру. Он рассчитался за квартиру и вернулся на «скорую», а с недавнего времени, видимо, решил, что деньги можно легче зарабатывать.
Владыкин набрал четырехзначный телефонный номер, спросил у секретаря, на месте ли прокурор и можно ли зайти к нему через полчаса. Получив утвердительный ответ, Владыкин спрятал конверт в кармане пиджака, пообещав стажеру дать почитать письмо позже.
