Коротко стукнув в дверь, в кабинет заглянул Слава Голубев. Увидев, что Антон не один, спросил:
— Занят?
— Проходи, — предложил Антон и, закончив формальности с протоколом допроса, отпустил заведующую магазином. Когда она вышла, Голубев сел на освободившийся стул, торопливо, как всегда, зачастил:
— Отыскал в нашем архиве кое-что о Павле Мохове. Кличка Клоп, задерживался за карманные кражи, но однажды пробовал и в магазин забраться. Сигнализация тот раз подвела, не смог отключить. Есть основания полагать, что в данном случае спелся с Гогой-Самолетом, возможно, еще с кем-то. На прилавке отпечатки его пальцев обнаружены, 'сейчас Тимохина заканчивает экспертизу.
В кабинет ввалился Борис Медников:
— Здорово, Шерлоки Холмсы!
— Здорово, эскулап, — ответил Антон.
— Вы — как геологи, ничего не теряли, а все ищете?
— Все ищем, Боренька.
— Успехи?
— Будут.
— А пока, как при ловле блох, много движений — мало достижений? — Медников улыбнулся. — Или я ошибаюсь?
— Точно, Боря. Пока ловим «блох», — ответил Антон и посмотрел на Голубева. — За блохами Клопа бы не упустить.
— Не упустим, — уверенно заявил Слава. — На Мохова и Костырева еще вчера ориентировку в областное управление направил. Далеко не уйдут.
— На Костырева, видимо, зря тень наводим. Кепку он раньше в магазине оставил, сейчас заведующая рассказала.
— Да?.. — удивился Голубев. — Что ж она вчера молчала? Ну, ничего, перестраховка не повредит.
Медников положил перед Антоном заключение о смерти Гоги-Самолета и опять же с улыбкой сказал:
— Там у дежурного свидетельница одна к тебе прорывается.
— На сегодня я никого больше не вызывал.
— Она без вызова.
— Кто такая?
— Сейчас увидишь. Можно, поприсутствую?
4. Дунечка
Она не вошла, а скорее — ворвалась, столкнувшись в дверях со Славой Голубевым, выходившим из кабинета. Тяжело переводя дыхание, словно только что скрылась от бешеной погони, прислонилась к стене, икнула и, посмотрев сначала на Медникова, затем на Антона одним глазом, спросила:
— Кто тут из вас расследует грабеж магазина? Желто-сивые волосы ее были растрепаны, правый глаз чернел запекшимся кровавым пятном, платье измятое, грязное. Антон не успел ответить — в кабинет почти вбежал дежурный по райотделу. Схватив Дунечку за руку, он потянул ее за дверь и виновато проговорил:
— Не доглядел, товарищ Бирюков, когда проскользнула.
— Подожди, — остановил Антон. — Она по делу ко мне.
— Какие дела с ней могут быть? — удивился дежурный. — Машину из вытрезвителя уже вызвал.
— Машина подождет.
Дежурный отпустил Дунечку, козырнул и вышел из кабинета.
— Цербер, — зло бросила ему вслед Дунечка. — Нашел, чем бабу пугать. Да вытрезвитель — мне дом родной. Понял?! — и, как ни в чем не бывало, повернулась к Антону. — Ты, что ли, старший? Свидетельские показания по смерти Гоги-Самолета надо?
Антон утвердительно кивнул. Она, шаркая стоптанными мужскими ботинками без шнурков, подошла к свободному стулу, не дожидаясь приглашения, села.
— Пиши. Травина Евдокия Алексеевна, рождения тысяча девятьсот сорок первого года, беспартийная, образование среднетехническое. Устраивает?
— Вполне, — Антон улыбнулся.
— Вот так. Это я перед лопухами богомольную дуру изображаю. Дуракам легче живется. Понял? А если по правде, то образование имею не меньше, чем некоторые. Хочешь, поговорим о культуре?
— Давайте лучше — о Гоганкине.
— Папироской или сигареткой угостишь? А то я спички дома оставила.
— Не курю и вам не советую.
— Мал еще мне советовать. Не таких соколиков видела. — Дунечка опять икнула и бесцеремонно почесала голову, еще больше растрепав желто-сивые космы. — Все советуют! Все учат! Думают, уборщица, дура набитая… Я уборщица с дипломом!
Антон, нахмурившись, пригрозил:
— Будете кричать, мигом дежурного сотрудника вызову.
— Не пугай сотрудником. Моя милиция — меня бережет, — хрипло хохотнула. — Подумаешь, обидчивый. «Крича-а-ать…» У меня разговор такой с мужиками. Терпеть их не могу. Всю жизнь, с-сволочи, поломали! — морщинистое серое лицо ее болезненно передернулось. Дунечка показала на подбитый, почерневший от запекшейся крови глаз и хрипло спросила:
— Видишь?
Антон секунду помолчал:
— Вижу.
— Кавказец.
— Что кавказец?
— Долбанул.
— За что?
— Хрен его, собаку, знает, — Дунечка уткнулась лицом в ладони и хрипло запричитала: — Все против меня, с-сволочи! Больная я… Лечиться надо, иначе подохну от болезни… Три рубля дашь за помощь, которую окажу следствию? — неожиданно спросила она.
Антон сделал вид, что тянется к телефону.
— Обожди, божди, божди… — проглатывая начала слов, заторопилась Дунечка. — Значит, так, все без утайки, по порядку. Выпили мы с Самолетом самую малость в субботу вечером, чтоб здоровье поправить. Чуточку не хватило. Пошли к другу, чтоб сообразить на «Стрелецкую» или красненькую. Пришли — друг в ночь дежурит. Попробовали сблатовать его бабу. Куда там! Интеллигентшу разыграла, гавкать, как Бобик, начала. Плюнули, идем домой. Ночь, темно, хоть глаз выткни. Лампочки на столбах не горят, тучи перед грозой небо затянули. Подходим к магазину — мама родная! — изображая испуг, Дунечка широко открыла глаз. — Кавказец в окно полез! Что делать?.. Шепчу Самолету: «Спасать надо госимущество». Вижу, трусит. Не отступаюсь: «Ну, чего скосоротился, когда на твоих глазах тянут общественное добро? Не ночевать же кавказец туда полез». Дошло до Самолета, принимает решение: меня направляет к задним дверям, чтобы кавказец, значит, через них не смылся, сам хватает железяку и через окно за кавказцем нырь. Я — за кирпичину и дуй — не стой, к задней двери. Слышу, битва внутри магазина пошла. Заревел Самолет белугой и моментом утих. Я — к дверям, чтобы, значит, Самолету помощь оказать. А из дверей выпуливается кавказец и без всяких разговоров бенц меня кинжалом по лицу! — Дунечка опять страшно выпучила глаз и развела руками. — Сознание мое, как пташка, фырк — и улетело. Пока очухалась, кавказца Митькой звали, и след его простыл. Пришла домой, Самолета нет. А вчера люди рассказали, что утром его мертвого в магазине нашли. Это тот кавказец его угробил. Понял?!
— Понять-то понял, — Антон нахмурился, — однако надо уточнить. К какому другу вы с Самолетом ходили? Что за кавказец?
— Какая тебе разница? — Дунечка зябко поежилась. — К другу и вся любовь! А кавказец — черный, как негр. Фамилии не назвал.
