Да. Хорошо быть королем.
И тут Парис подумал о ней. В очередной раз. А как он мог о ней не подумать? Все в итоге вернулось к ней. Кассета, деньги, все, что можно сделать, когда у тебя миллион долларов... Как она к этому отнесется? У нее перехватит дыхание? Набухнут соски?
Банка с шипучкой затряслась. Затряслась, оттого что у Париса дрогнула рука. Даже теперь, когда он уже вот-вот получит все, о чем мечтал, она по-прежнему имеет над ним такую власть.
Спальня. Парис залез рукой под кровать, под сломанный деревянный каркас, накрытый матрасом, достал рюкзак, засунул в него цифровой плеер. Запихал рюкзак обратно. Лучше оставить здесь. Нет смысла мотаться с пленкой по городу – а Парису нужно было отлучиться.
Ему нужно было увидеть ее.
* * *
Не успел Дэймонд спустить свою черную ногу с койки, в которой провел все утро, а бюджет его наркокоролевства уже пополнился на шестнадцать тысяч долларов по сравнению со вчерашним днем. Настолько сильно населению Лос-Анджелеса хотелось торчать. Но, даже получив лишний навар, он не прекратил базарить по поводу тех, кто увел у него наркотики и грохнул его ребят. И тем более не перестал смешивать с дерьмом Кенни и Омара, не сумевших найти воров и убийц.
– Что за говно? – кричал Дэймонд на своих курьеров и на двух новых девиц, которыми заменил двух предыдущих.
Профессионалу нужен свежак.
Омар теребил золотое кольцо на мизинце. Омар торчал на золоте. Ему нравилось ходить в золоте. Все его кольца – четыре штуки на пальцах и по одному в каждом ухе – были золотые. Что до его часов "Мовадо", то и там с золотом было все в порядке. Представьте себе его улыбку: зубы с золотыми коронками. Костюм у него тоже был золотой. Во всяком случае, золотого цвета. Некоторые сказали бы, что это перебор, что ниггер слишком выламывается. Ага, еще как выламывается, считал Омар, но нет такого слова – "слишком". А какой выбор – быть как его напарник Кенни, который хоть и при деньгах, а рассекает в спортивных костюмах с капюшонами, одна штанина закатана под коленку? Омар мысленно покачал головой: можно вытащить ниггера из гетто, но ниггер он и есть ниггер.
– Объясните мне, что это за прикол, – продолжал Дэймонд. – Как вышло, что какой-то белый мудак вломился ко мне на базу и уволок товар, а?
Омар:
– Повезло ему.
Дэймонд:
– Бля-я-я!
– Он не мог знать, что ты чистым гером ворочаешь. Черт, да он даже не знает, за сколько можно это ширево толкнуть.
– А мне насрать! – взвизгнул Дэймонд. – Насрать мне, за сколько его можно толкнуть, понял?! Ты что, думаешь, мне не насрать на бабки? Да ты знаешь, что такое для меня эти бабки?
Дэймонд сунул руку в ящик стола. Выхватил пачку купюр. Они там так спокойно лежали, будто подобными пачками сотенных купюр были забиты все столы в Америке. Дэймонд начал рвать банкноты. Он раздирал их в клочья. Тысяча, две тысячи, пять?.. Осталась горстка бумажек, которую он швырнул в Омара и Кенни. Зеленый вулканический пепел медленно оседал им на ноги.
– Вот, – сказал Дэймонд, – на бабки мне насрать. Но мне не насрать на мудака, который меня обокрал.
– Они взяли его за жопу, – заметил Омар.
– Да мне насрать, что падлу взяли за жопу. Замочить падлу надо.
Кенни Омару, ядовито:
– Я ж говорил.
Дэймонд не понял иронии, увлеченный дальнейшей разработкой бизнес-плана.
– Тот, второй, который за рулем был. Найдите его. Найдите гондона и найдите мой товар.
Кенни:
– Город большой.
– У вас есть номер его машины. Выпасите гондона. Мать вашу... Шевелись, черножопые.
Кенни давно привык к подобным подбадриваниям.
– Черт, мать вашу так. Утрамбуйте его в асфальт. Нарежьте его ломтями. Накрошите в салат... – Тут Дэймонда осенило. – Нет. К чертовой матери. Свяжитесь с Брайс. Пусть Брайс разберется с ублюдком.
У Омара с Кенни сделался такой вид, как будто им приложили к мошонке раскаленные угли.
Кенни решил уточнить – на всякий случай:
– Брайс?..
– Ты чего, глухой, сука?
Кенни затих, как будто кто-то мог прислушаться, услышать, убежать и всем растрезвонить.
– Брайс ненормальная.
– Да уж, бля, это верно. Но гондон кинул меня, и я намерен очень сильно его расстроить. Все, за дело. И услышать я от вас желаю только одно: белый ублюдок мертв, и Брайс ему в этом посодействовала.
Омар с Кенни вышли.
И, поскольку Дэймонда уже рядом не было и им не грозило огрести по шее за пререкания, Кенни прорвало:
– Вот засада-то. Не-е, мне с Брайс неохота общаться. Ты с ней сам общайся.
– Бедняга. – Омар оплакивал обреченного на гибель водителя, вляпавшегося с наркотой Дэймонда. – Он даже не успеет понять, в чем дело.
– О, еще как успеет. Пока ублюдок задубеет, у него будет масса времени все обдумать.
* * *
Бадди ураганом ворвался в квартиру: на треть в панике, на две трети в шоке.
– Парис! – воззвал он, придя к выводу – за время долгого, сумасшедшего, феерического пробега от гастронома до дома, – что Парис может ему помочь. Парис все уладит. Парис найдет выход. На расклейке афиш Парису, может, и слабо вкалывать, но по сравнению с Бадди он, Парис, самый настоящий гений. Бадди признавал это. Говорил ему Парис: не якшайся с Альфом. Говорил ему Парис: с этим Альфом горя не оберешься. Парис... – Парис!..
Молчание.
Ответа нет, остается метаться по маленькому помещению, как забравшаяся в лабиринт крыса. В бурлившем в нем коктейле из шока и паники стала преобладать паника.
Нет Париса, нет помощи.
Нет помощи, нет ответов.
Нет ответов, нет выхода. Рано или поздно копы накроют засвеченный склад наркотиков. Рано или поздно копы найдут машину и нафаршированного пулями Альфа. И им не понадобится перегревать мозги, чтобы увидеть связь между машиной и Бадди. Бадди, по-прежнему сжимающим в руке сверток с героином.
Тело Бадди исполнило краткую судорожную джигу.
Сколько влепят тебе копы за причастность к кровавым разборкам наркомафии? На сколько это потянет?
От мыслей, распиравших голову у Бадди, подкашивались ноги. Происходило то, чего не должно было происходить. Вместо крутого карьерного взлета в сфере наркоторговли и посадки в районе сосредоточения девочек, секса, роскоши и еще раз секса, его сносило к северу, в сторону Сан-Квентина, где в него будут сливать сперму уголовники, тянущие срок за групповое изнасилование, либо члены "Белого арийского сопротивления", севшие за попытку сместить правительство с его мягких комфортабельных кресел. Так отчетливо увидел Бадди свое будущее.
