— Эй, человек, — позвал я. — Что ты там делаешь?
— Мы заблудились и упали в воду, — ответил он. — Во имя милосердных богов, вытащи нас отсюда и отведи к моей высокородной матери. Она живет на двадцать четвертом ярусе…
— И ее брат — жрец в храме! — продолжил я. — Вам же показали, в какой стороне город, несчастные! А вы опять возле Другой Башни, и вышли к ней с какой-то непонятной стороны, да еще из всех каналов выбрали, чтобы туда свалиться, тот, где больше всего змей!
Я вернулся к Лиш и попросил у нее большой платок. Свернув его жгутом, я пошел к каналу и кинул конец платка этому дурню Лилуэласу, а он дал этот конец в руки своей женщине и пихал ее сзади, пока я не вытянул ее из воды. Она не держалась на ногах, и я еле довел ее до островка травы, чтобы уложить. Потом я помог вылезть сыну сестры жреца.
— За это время можно было дойти до города и найти там себе занятие, — сказал я. — Вы так и не попали в Вавилон?
— Нет, — хмуро ответил Лилуэласу. — Мы с верхних ярусов, у нас нет привычки ходить пешком. Мы стерли ноги и отдыхали.
— Это те самые, — сказал я Лиш, которая, стоя на коленях, растирала холодные ноги девицы. — И что ты собираешься делать?
— Вернуться в башню.
— А ты? — спросила Лиш госпожу Илумушигаль.
— Я хочу в башню.
Им было уже не до страстной любви.
— Надо им помочь, — сказала Лиш. — Иначе они погибнут. Я могу вести девицу, а ты подставь плечо мужчине.
— Надо, — согласился я, — но только до стражи у входа. Наверх пусть добираются сами. Не в тачке же их везти на двадцать четвертый ярус.
Мы поставили девицу на ноги и кое-как повели их к Другой Башне. Они еле передвигали ноги и молчали. Но, когда мы вышли к дороге, они заговорили.
— Ты опозорил меня, — сказала Илумушигаль. — Теперь никто на мне не женится. Все знают, что я провела с тобой пять ночей.
— Ты сама хотела, чтобы это было, — ответил он. — Кто уговаривал меня бежать в город?
— Я думала, тебя там ждет место в храме Мардука. Ты же сын сестры жреца, которого знают в городе!
Лилуэласу опустил голову. Лиш посмотрела на меня с недоумением, Она еще не поняла, а я уже понял, что этот возлюбленный хвастался тем, чего на свете не было, чтобы девица его полюбила.
— Может быть, вас все-таки поженят? — спросила Лиш.
— Я с двадцать четвертого яруса, а госпожа — с тридцать первого, — сказал сын сестры жреца.
Вход в нору, где сидели стражники, проверяющие Пропуска, был совсем близко. Мы с Лиш уже мечтали, как сдадим этих влюбленных, назовем свои имена и пойдем придумывать, на что потратить награду. Но они вдруг остановились.
— Нет, нет, — сказал Лилуэласу. — Не пойду. Иди ты одна.
— А ты?
— Может быть, если мы придем поодиночке…
— Твой разум похитили демоны! — воскликнула девица. — И с этим жалким человеком я спустилась к подножию башни, и блуждала в потемках, и умирала от жажды, и пролезала в дыры, и бродила в страшных местах, где ты весь на виду, и чуть не утонула в грязи! А теперь он боится сказать людям, что увел из родительского дома знатную госпожу!
— А в чем твоя знатность? В том, что твой дед был подрядчиком и имел двадцать тачек?
— Моя мать — дочь и внучка лугалей!
— Откуда в башнях лугали? Это в деревнях они еще есть и имеют власть, в тех, где нет своего храма и нет энси, жреца-строителя! Они правят дюжиной козопасов, эти лугали.
Я смотрел на Илумушигаль и думал, если бы мне стать подрядчиком и начать хотя бы с десяти тачек, то мои дети уже будут жить на шестом или седьмом ярусе, а внуки на двадцатом!
— Нет, мой дед и прадед были лугалями в башнях! — твердила девица. — И прочие предки тоже!
— Когда твой прадед впервые пришел в башню из деревни, мой прадед уже был там жрецом храма! И его дед был в башне жрецом храма! И дед его деда был в башне жрецом храма! — выкрикивал Лилуэласу.
— При деде твоего прадеда еще не было башен!
— Как это не было? Башни были всегда!
— Вот вход в нору, вы до него дойдете сами, — вдруг сказала Лиш. — Пойдем, Вагад.
Она взяла меня за руку и повела прочь.
— А награда? — спросил я.
— Я не хочу такой награды. Получится, будто мы виноваты в том, что эта девица не выйдет замуж, раз мы привели ее.
— Ты плохого мнения о богах, милая. Они же видят сверху, что мы тут ни при чем.
— Всё равно не хочу. Мне ее жаль. Она поверила мальчишке! А он пытается выкрутиться! Он получил от нее пять ночей! А теперь отказывается от нее!
Мою Лиш прямо трясло от возмущения. Я обнял ее, не беспокоясь, увидит ли нас кто-нибудь. В конце концов, наша свадьба уже была делом решенным.
— Я никогда не откажусь от тебя, — сказал я ей. — Даже если сама прогонишь прочь.
И мы опять пошли к роще. Пошли, не оборачиваясь. В сущности, мне было безразлично, как эти избалованные детки с верхних ярусов выкрутятся из своих неприятностей. Мне казалось более важным узнать, кто такие старики, которых держат взаперти, откуда их принесли демоны и что означают все незнакомые слова.
Но узнать было негде. Не спрашивать же у хозяина. После ночной вылазки он старался не встречаться со мной взглядом, словно был мне что-то должен. Конечно, две «ноги» я от него получил — себе и Гамиду. Но больше он ничего не затевал, был хмур, словно похоронил всех родственников, и начал болеть. Случалось, он на целый день оставался в постели. Лет ему было уже много, и никто не удивлялся. К нему спускались сверху подрядчики и строители, он что-то им объяснял, рисовал мелом на стене, а потом Арбук или Бубук читали ему вслух всякие истории, он же слушал с закрытыми глазами. Мы с Абдадом сидели почти без дела и, к сожалению, почти без денег — хозяин только велел нас досыта кормить. Что из этого выйдет, я не понимал.
Дни шли, растерянность моя росла. Я думал, что господин Осейф уже не встанет с постели. Ведь ему было очень много лет.
Однажды он позвал меня к себе.
— Ты-то мне веришь, осленочек? — спросил он.
— Да, господин.
— Ты сам видел этих троих пьяных дурней, принесенных демонами. Знаешь, что самое страшное? Чего добиваются от нас демоны подземного царства, чтобы мы покорно шли туда есть горькие лепешки и пить соленую воду?
— Нет, господин.
— Самое страшное, когда человек больше ничего не хочет. Так-то, осленочек. Пока он хочет — он жив. Я построил неплохую башню. Правда же, Другая Башня устроена очень разумно? Но я, пока строил ее, вынашивал в себе образ иной башни, более прекрасной, такой, что сами боги сказали бы: вот совершенство! Я думал, что смогу сделать расчеты на устройстве, и они получатся безупречно точными. Я думал, Агенор не хочет подпускать меня к устройству, чтобы использовать его для каких-то мелких нужд… Я думал, эти, принесенные демонами, скажут мне, чего и какими средствами можно добиться от счетного устройства Самариаха… Осленочек, ведь с них всё началось! Они рассказали нашим жрецам, как множество табличек, перемещаясь и совпадая, порождает числа! Они много чего рассказали! Там, откуда их принесли демоны, ездят не на ослах и верблюдах, а на повозках, в которые впряжены незримые демоны, они показывали нам картинки на гладких листах, склеенных вместе, лист за листом. И женщины там ходят голые, и сидят перед мужчинами, расставив колени! Я сам видел эти картинки! И там стоят башни, вроде наших, и там живут люди, которые не режут по дереву и не мастерят сандалии, не копают огороды и не следят за ячменными полями, а делают из денег деньги. И для этого у них счетные устройства размером с ларчик, и они не умеют ничего другого… Они очень тосковали по своей стране, осленочек, но вызвать демонов не умели. И тогда наши жрецы дали им учеников, и я тоже учился у них. А гладкие листы с картинками хранятся в главном храме великого Мардука… да ты слушаешь меня?..
