– Да, ждать! – Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы сказанное прозвучало как можно мягче.
– Но мы исчерпали свой временной лимит! – Похоже, фешник тоже едва сдерживал эмоции, но если он думал сбить меня с толку, говоря об ограниченности отпущенного нам времени, то это у него не получилось.
– Мы осуществим налет не раньше, чем нам удастся снять часовых. – Мой ответ был категоричен.
После этих слов фешник, похоже, снова хотел возразить, но вместо этого посмотрел на свои часы, словно испрашивая у них совета, и промолчал. Только качнул головой и недовольно цокнул языком. Мне его цоканье было по барабану, и я продолжил объяснение диспозиции:
– Итак, орлы, вернемся к нашим баранам. После выдвижения приготовиться: бдить, бдить и бдить. И не дай бог кто всхрапнет! Радиостанции включить на прием в четыре утра. Самостоятельно никаких действий не предпринимать. Работать строго по моим командам. Бесшумники – в готовности выдвинуться и занять позиции вокруг базы. Впрочем, я их еще проинструктирую и поведу сам. – И уже во второй раз поинтересовался: – Вопросы?
Ответом послужила наступившая тишина.
– Если всем все понятно, тогда сейчас в тройки и сразу же всех, кто с бесшумниками, в центр. Калинин, ты тоже. Все, вперед…
Мне не так просто было решиться на подобное. Но у меня не было выбора. Полдня наблюдений вполне достаточно, чтобы сделать вывод – охранение бесшумниками не снять. Слишком была велика вероятность промаха. Находившиеся за укрытиями часовые лишь изредка мелькали в поле зрения моих снайперов. Выбранный мной вариант в какой-то мере тоже был не бог весть чем, но на тот момент представлялся более надежным или хотя бы дающим надежду на успех. Во всяком случае, когда-то получилось… Но сейчас другая война, и не только мне предстояла «долгая дорога в ночи».
– …Я пойму, если ты откажешься…
Сидевший рядом со мной Калинин нервно теребил пуговицу до середины расстегнутого маскхалата. Мне не хотелось на него давить, на этот раз я бы действительно его понял. То, что предстояло моему сержанту, выходило за рамки обычной «работы». Сменить пулемет на нож, с собой ничего – только остро отточенный клинок и две гранаты, даже радиостанцию я приказал не брать. Зацепится, включится, помешает, да черт знает сколько еще нехороших вариантов. Всего не учтешь.
– Я готов. – «Не согласен», «не смогу», «не постараюсь», а именно вот так: «Я готов».
– Смотри, если что… – Я не договорил, ибо Юрка отрицательно качнул головой. – Хорошо. Сейчас начнем спуск вниз.
К чему я напомнил ему об этом? С другой стороны, что я еще мог ему сказать?
Итак, Калинина назначил я, второй – фешник – вызвался сам.
– Ты уверен? – Я еще раздумывал, не сделать ли все самому, а группу оставить на Прищепу и фешера, как предполагал с самого начала, но последний оказался настойчив.
– У меня есть опыт. – Сказанные едва слышно слова сомнения не вызвали. – А с группой лучше тебе.
Пожалуй, он был прав… Что ж, пусть идет. Как-никак, это его задача, это его впереди ждет неведомая мне цель, и если завалимся по его вине… Тогда плюну на все, отойду и наведу артуху. Лишь бы все получилось у Калинина, лишь бы получилось! Наш разговор только что закончился, и мой рукопашник, теперь отойдя в сторонку, «переваривал» полученное от меня задание. Похоже, его слегка коробило. Ничего-ничего, сейчас начнем выдвигаться. Пока спустимся вниз, пока займем позиции, потрясение, вызванное моими словами, немного пройдет.
– Так что? – Ответа от меня, запутавшегося в мыслях, фешник так и не дождался.
– Можешь готовиться. Морально. Автомат и разгрузку оставишь на бойцов. С собой – только нож и пистолет, еще гранату можешь взять, чтобы подорваться… – Желание насладиться хоть какой-то местью вылезло совершенно неожиданно.
– Пренепременно. – Он даже не повернулся в мою сторону.
Вот и поговорили. Ну и черт с ним! Обижается – не обижается, а инструктаж мой ему все же придется выслушать.
– Итак, вам необходимо выйти к постам охранения, подкрасться к ним как можно ближе, затаиться и ждать, пока не начнет светать. Только тогда – ни раньше, ни позже. – Что именно они должны сделать, я упоминать не стал, к чему повторять то, что уже сказано? – Мне с бесшумниками надо успеть выйти на намеченные рубежи к началу утренней молитвы, и чтобы не успела появиться очередная смена. С этим все понятно? – Они промолчали, и я продолжил: – Мы с Прищепой двинемся следом за вами и будем вашим прикрытием, если что – отходить тем же путем, что и выдвигались.
– Никакого отхода! – не выдержав, вмешался фешник. – Мы должны сделать то, зачем пришли, а не отходить!
– Хорошо. – К чему мне было с ним спорить? – Юра, ты отходишь один, а потом… потом будет видно.
– Слушай, ты, прапорщик… – Все же поняв, что вновь начал перегибать палку, фешник не договорил.
– Не гоношись… – Надеюсь, с виду я оставался спокоен. Хотя вопрос – так ли легко мне далось это видимое спокойствие?
– Мы должны выполнить поставленную задачу во что бы то ни стало! – Теперь в голосе фешника не осталось никакого нажима, только звенящая уверенность в своей правоте и верности выбранного направления, словно не достигни разведчики цели – и реки выйдут из берегов, и земля вздыбится и улетит в небо.
– Базу мы возьмем, – не желая углублять очередной конфликт, заверил его я. И тут же был вынужден внести ясность: – Ее территорию мы займем по-любому. Только хватит ли нам времени, чтобы задавить противника в жилых помещениях?
– Должно. – Особой уверенности в словах фешника не слышалось.
– Должно… – Как эхо, повторил я.
По моим расчетам, у нас было минут пятнадцать, начиная от момента первого выстрела. Вот только жаль, что мои ребята так и не смогли выяснить количество боевиков, находящихся на второй базе. Долгое наблюдение практически ничего не дало, разве что удалось выявить периодичность смены часовых. Сама же база, находясь в межхребтовом разломе, полностью выпадала из поля зрения наблюдавших за ней разведчиков. Так что там могли находиться и трое, и пятеро, и тридцать бандитов. Да сколько угодно, раз это оставалось неизвестным. Но позволить бойцам выдвинуться ближе, тем самым рискуя быть обнаруженными, являлось непозволительной роскошью.
Сержант Калинин
Смысл сказанного группником дошел до Юрки сразу – Ефимов хотел положить «чехов» в момент, когда те станут молиться. Но процесс убийства людей, молящихся Богу, не вызвал протеста ни у Калинина, ни у находившегося тут же фешника. Жесткосердечность старшего прапорщика снискала гораздо большее уважение, чем лживое лицемерие некоторых правозащитников, рассуждающих о гуманном и негуманном оружии. Ни одно оружие не может быть гуманным, любое оружие несет смерть и страдания. Смерть и разрушение. Молитва… Кому какое дело до их молитвы и их Бога? Их Бога… А разве богов много? Какая разница? Никакой. Там впереди враги, и их надо уничтожить, а как и когда – неважно. Во время утреннего намаза? Отлично! Калинин зло усмехнулся. Значит, так будет угодно Аллаху…
