— Если бы я знал, было бы легче, — ответил Бродка и в ярости добавил: — Во всяком случае тогда бы у меня появился враг, против которого я мог бы что-то предпринять!
Это замечание, казалось, испугало Шлегельмильха.
— Ты что, очень смелый? — ухмыльнувшись, воскликнул он. — Чувак, так жить опасно!
Бродка не понял, что тот имел в виду, но не собирался продолжать разговор и молча уставился на гладкий пол.
Агостинос Шлегельмильх снял с себя пиджак, затем отпустил галстук и улегся на койку. Заложив руки за голову, он смотрел в потолок. Казалось, он размышлял. Наконец, не отводя взгляда от потолка, Агостинос спросил:
— Капуста у тебя есть? Я имею в виду, ты богат?
— Ну, что значит богат… — с отсутствующим видом пробормотал Бродка.
— Что значит богат, — передразнил его Шлегельмильх. — Бабок много или беден как церковная мышь?
На лице Бродки впервые промелькнула улыбка.
— Есть немного бабок. Честно говоря, я даже сам точно не знаю сколько.
— Наследство?
Бродка кивнул.
— Пахнет дурно, весьма дурно! — Агостинос резко поднялся и окинул Бродку испытующим взглядом. — А знаешь, чем именно пахнет? Почтенным обществом. — Он поднял брови и загадочно улыбнулся. — Они знают состояние твоего счета лучше, чем ты сам. Можешь мне поверить.
Бродка не понимал, почему он доверился этому двуличному типу. Может, он стал слишком болтливым из-за необычной ситуации? С другой стороны, у него просто возникла потребность с кем-нибудь поделиться. Александр заставил себя улыбнуться и ответил:
— Ну, для мафии мое состояние, как и я сам, несколько мелковато.
Агостинос Шлегельмильх покачал головой.
— Не говори так. Если ты не знаешь, сколько у тебя капусты…
Бродка недоверчиво поглядел на соседа.
— А ты, похоже, в этом разбираешься, — сказал он.
Шлегельмильх, казалось, смутился и некоторое время молчал, но потом многозначительно произнес:
— Разве ты не понимаешь, как это бывает? Ты знаешь одного, тот, в свою очередь, другого, а…
— Вот, значит, как, — криво улыбнувшись, перебил его Бродка.
— Да, именно так.
— А чем может заниматься почтенное общество, если речь не идет о больших деньгах?
Агостинос ухмыльнулся.
— Например, выполнять поручения для других почтенных людей, которые не хотят пачкать руки. Если хочешь, могу кое-что разузнать для тебя, как только выберусь отсюда завтра. Не за бесплатно, само собой разумеется.
— Это не опасно?
— Жить вообще опасно. Не беспокойся за меня. Найдешь меня у Швицко, Цвельфергассе, 112, у западного вокзала.
— Твоя жена?
— Нет. Мне туда почта приходит. Я не женат. Я голубой, если хочешь знать.
Бродка с интересом посмотрел на собеседника. Шлегельмильх казался ему мелким мошенником, хвастуном.
— Откуда ты знаешь, что выйдешь отсюда завтра? — насмешливо спросил он.
Агостинос многозначительно улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
— Знаешь, сколько получает в месяц судья, который занимается проверкой законности содержания под стражей? И тридцати тысяч шиллингов не наберется. Для такого пятьдесят тысяч — огромная сумма. Теперь понимаешь, что я имею в виду? Так вот, завтра вечером я буду сидеть в «Роте Гимпель» и надираться. Спорим?
На следующий день судьба Бродки приняла неожиданный оборот. После допроса в первой половине дня, во время которого Александр ничего нового не сказал, комиссар посоветовал ему нанять адвоката. Но прежде чем он смог последовать его совету, тот снова появился в камере и сообщил, что Бродка свободен. Оказывается, у полиции недостаточно оснований, чтобы задерживать его. Кроме того, добавил комиссар, дело приняло новое направление.
После настойчивых расспросов Бродка узнал, что произошло. Господин Эрих из «Гранд-отеля» заявил на двух мошенников, которые внезапно, не оплатив довольно большой счет, исчезли из отеля. Поскольку случай был не очень распространенный, тут же было организовано обстоятельное расследование.
При описании злоумышленников помог наметанный глаз господина Эриха, его более чем тридцатилетняя практика и особое отношение к культуре постояльцев. Короче говоря, внешне безразличный ко всему портье не только предоставил дознавателям точное описание мужчин, что позволило составить два качественных фоторобота, но и указал на особую примету: у одного из них были наручные часы фирмы «Lange & Söhne» стоимостью добрых полмиллиона шиллингов, что было для господина Эриха признаком отменного вкуса.
Однако, как заметил господин Эрих, ни материальная, ни моральная ценность этих часов не соответствовала их владельцу — именно поэтому портье с самого начала невольно следил за обоими. Когда стало известно, что мужчины покинули отель столь воровским способом, портье велел не убирать их комнату до прибытия службы, занимающейся фиксацией следов, которая — кроме пригодных отпечатков пальцев — обнаружила на листах для записи рядом с телефоном отпечаток телефонного номера. То был номер Норы Маркович, которая прошлой ночью погибла насильственной смертью.
Таким образом, дело обоих незнакомцев перешло из отдела по расследованию мошенничеств в отдел по расследованию убийств. Когда же комиссар предъявил господину Эриху найденные в квартире Норы часы с порванным ремешком, портье заявил, что это действительно часы одного из тех господ, редкая вещица. Он полагал, что во всей Вене нет вторых таких. Кроме того, по словам комиссара, домоправительница дома на Линке Винцайле в одном из фотороботов опознала человека, которого она видела выходящим из квартиры Норы. Достаточно причин, чтобы отпустить Бродку из-под стражи.
Несмотря на то что Бродка оказался на свободе, настроение у него было подавленное. Он поймал себя на том, что из страха перед преследователями нервно озирается по сторонам, ускоряет шаг, как только кто-то его догоняет, и опускает глаза, когда случайный прохожий смотрит на него.
Даже если обоих парней поймают, закончится ли на этом мое дело, спрашивал он себя. Бродка не сомневался, что убийство должны были повесить на него. Его хотели подставить и таким образом убрать с дороги. Но почему? И зачем столь обстоятельный подход! Почему эти люди просто не убили и его тоже?
На Шоттентор Бродке в нос ударил приятный аромат, исходивший от сосисочного ларька. Он съел перченые колбаски с сыром, политые горчицей и хреном. Выбрасывая картонную тарелку в урну, он увидел газеты в соседнем ларьке, который назывался здесь «трафик». Тихонько выругавшись, Бродка поглядел на свое фото и невольно прикрыл лицо левой рукой — чтобы никто не узнал. Глупый жест.
Ему не нужно было прятаться. Он не убийца. Он — свободный человек.
Теперь Александр больше всего беспокоился о Жюльетт, которой придется объяснять, что случилось, прежде чем она прочитает об этом в газетах. Он не знал, как она отреагирует, поверит ли она ему вообще. Он боялся предстоящего разговора. И если Жюльетт обзовет его грязной свиньей, лжецом и бабником, он даже не сможет на нее разозлиться.
