Перед самой смертью матери Шекспир подавал в окружной суд на стратфордского соседа, Джона Адденбрука, желая взыскать долг в 6 фунтов; сумма так и не поступила, и тогда Шекспир привлек к суду поручителя. Шекспир, по-видимому, проявлял твердость в подобных вопросах: слушание дела продолжалось десять месяцев. В октябре он стал крестным отцом сына олдермена Генри Уокера; мальчику дали имя Уильям; впоследствии Шекспир упомянул его в своем завещании. Важно отметить, что Шекспир мог быть крестным отцом, только если он пребывал в лоне англиканской церкви. На этот счет существовали твердые правила, тем более что на крестного отца возлагались заботы о духовном воспитании ребенка. На эту роль не годился ни нонконформист, ни инакомыслящий. Перед совершением обряда Шекспиру следовало принять Святое причастие в знак того, что он исповедует традиционную веру. Выросший в семье, приверженной старой вере, он, конечно, приспособился к новым обстоятельствам, но в глубине его души, по-видимому, на всю жизнь поселилось сомнение. Оттого-то двойственность и стала определяющим фактором его искусства. А может, она определяла и его поведение в повседневной жизни?
Таким образом, опять возникает болезненный вопрос о его вероисповедании, предмет нескончаемых споров, длящихся не одно столетие. Верно, что он использовал язык и элементы католицизма в своих пьесах, но это не значит, что он поддерживал старую веру. Его родители, скорее всего, исповедовали католицизм, но не это вовсе не значит, что он перенес эту веру в свою взрослую жизнь. Старая религия заняла место в мире его фантазии, но не относилась к его убеждениям. Как утверждал Томас Карлейль, «великолепная елизаветинская эпоха с ее Шекспиром обязана своим появлением и расцветом всему, что было создано в предшествующий период, и связана таким образом со средневековыми католическими традициями».
Много исследований написано о связи католицизма с театральными традициями; современник говорил, что «большинство наших актеров (по достоверным сведениям) признают себя папистами». Это заявление Уильяма Принна не проливает свет на личные пристрастия Шекспира, хотя и наводит на мысль, что, будучи актером и драматургом, он мог сочувствовать старой религии.
Надо сказать, что действующие лица многих пьес Шекспира — это католические монахи и монахини, а между тем его современники были склонны презирать их и осыпать насмешками. Шекспиру, по-видимому, были хорошо знакомы католические обряды, службы и каноны, на которые он иногда ссылается; упоминаются в пьесах также чистилище, святая вода, епитимья, Пресвятая Дева Мария и т. п. В этом нет ничего удивительного, ведь Шекспир вырос и получил воспитание в доме, где исповедовали старую веру. Интерес к обрядам и таинствам стал частью его интереса к театру. Так он мог приобщиться к блеску власти, будь то власть над душами или над умами. К языческим богам он взывает столь же часто, как к Богу христианскому.
Какие религиозные убеждения сформировались у него в зрелые годы, сказать трудно. Возможно, он был, говоря языком того времени, «церковным папистом», то есть внешне признавал англиканскую церковь, но втайне оставался католиком. Для той эпохи обычная ситуация. Известно, что Ричард Дэвис, архидиакон Ковентри, сказал о Шекспире: «Он умер папистом». Архидиакон был ревнителем англиканской церкви и, должно быть, произнес эти слова без особого удовольствия. Неизвестно, откуда он взял эту информацию
[384]
, но в ней, вероятно, имеется доля истины. Если же дела обстояли именно так, то Шекспира, когда он находился при смерти, вероятно, соборовали. Возможно, об этом просили, и весьма настойчиво, члены его семьи, а он был слишком слаб и болен, чтобы осознавать происходящее. Хотя иногда случается, что бывший католик в критический момент старается получить отпущение грехов.
Итак, определенных сведений относительно вероисповедания Шекспира у нас не имеется. Судя по всему, он редко бывал на службах в англиканских храмах. В приходских книгах Саутуорка нет записей о принятии им Святого причастия; впрочем, переехав в дом к гугеноту Маунтджою, он мог не посещать англиканское богослужение. Правда, его имени нет и ни в одном из многочисленных списков католиков. Он не заявлял протестов и не подвергался штрафам. Его опять словно бы и нет. Эта неразличимость, или двойственность, отражена в его творчестве. В пьесах мы находим бесчисленное множество ссылок на старую веру, но сам автор никак себя при этом не обнаруживает. В трагедиях, например, покаяние и утешение ничего не смогут изменить — это миры, где нет Бога. В отличие от театральных сатириков той эпохи, Шекспир избегал религиозных споров. Впрочем, в елизаветинском театре религия вообще оставила незначительный след; драматическое искусство, изгнанное из церкви, отряхнуло прах от своих ног и соорудило собственный храм на неосвященной земле. Самым верным, пожалуй, будет следующее заключение: Шекспир, хоть и был связан со многими католиками, сам никакой определенной веры не исповедовал. Церковные колокола не звали его на службу. Они напоминали ему о быстротечном времени. Он был свободен не только от определенных воззрений и пристрастий, но также и от верований. Он подчинял себя тем целям, которые ставила перед ним пьеса. В этом смысле он был выше веры.
Тем не менее в том же году он стал крестным отцом еще одного Уильяма, крещенного в купели стратфордской церкви. Уильям Грин был сыном Томаса и Летиции Грин, живших тогда в «Нью-Плейс». Томас Грин был местным адвокатом, получившим профессию в хорошо знакомом Шекспиру Миддл-Темпле; он переехал в Стратфорд в 1601 году. В какой-то момент он поселился с женой в «Нью-Плейс» как жилец, в одном доме с Анной Шекспир и ее дочерьми. Шекспиру это позволяло снизить расходы. В любом случае то, что Грины назвали сына Уильямом, указывает на хорошие отношения с хозяином дома.
Чума по-прежнему хозяйничала в Лондоне, так что летом и осенью 1608 года «Слугам короля» вновь пришлось гастролировать в провинции. В конце октября они были в Ковентри, затем в Мальборо; дальнейший их маршрут неизвестен. Тем не менее к концу года они вернулись в Лондон, чтобы играть спектакли при дворе. Они сыграли в Уайтхолле двенадцать пьес, хотя мы не знаем, какие именно.
Весьма вероятно, что среди них были последние пьесы Шекспира, «Перикл» и «Кориолан». Впрочем, в репертуар могли включить и еще одно произведение. «Тимон Афинский» — пьеса одновременно шумная и возвышенная. Это история человека, чье безграничное великодушие осталось неоцененным и который в результате стал жестоким мизантропом. Тимон — скорее не личность, а человеческий тип; может, оттого эту трагедию чаще всего сравнивали с притчей или нравоучительной пьесой. Но подобная трактовка не соответствует тонкому замыслу Шекспира. В пьесе нет конфликта между добром и злом, только между неоднозначными, противоречивыми характерами.
Точная дата написания «Тимона Афинского» неизвестна. Он мог быть написан в какой угодно год начала семнадцатого столетия; почти нет отзывов на ее публикацию или постановку, она словно существует сама по себе, плывя по течению времени. Возможно, автор не закончил ее и бросил. В ней есть явно отредактированные фрагменты и некоторые сюжетные линии не доведены до конца. Шекспировские тексты всегда производят впечатление незавершенности, но, говоря словами из «Скотного двора» Оруэлла, некоторые из них более незаконченны, чем другие. Возможно также, что это «первый набросок» пьесы и что драматург решил дальше над ней не работать. Существует мнение, что композиция пьесы менялась несколько раз, какие-то сцены были почти закончены, а какие-то написаны лишь вчерне. Если так, то этот шекспировский текст представляет для нас чрезвычайный интерес: на нем, как на живописном полотне, видны «мазки» шекспировской фантазии. Мастер создает основу пьесы и набрасывает основной и побочный сюжеты, добавляя эпизоды и детали и обращая мало внимания на второстепенные характеры. Впрочем, ни одно из высказанных нами суждений не доказывает, что пьесу не играли на сцене. Даже если она не была завершена, она остается целостным и мощным драматическим произведением. И то, что о ее постановке не сохранилось свидетельств, еще ничего не значит.
