Я признался, что так и не понял, как это устройство может справляться с ролью двигателя. Ведь в человеческом организме сердце не оживляет тело, а лишь перегоняет кровь из легких и обратно.
— На самом деле это устройство лишь часть двигателя, как и сердце только один из органов в человеческом организме. Рассел проявил немало смекалки, создавая свою торпеду. Из его чертежа ясно, что этот аппарат должен доставлять необходимые для работы механизма сжатый газ и жидкости подобно тому, как сердце толкает кровь по телу. Другие компоненты механизма служат для преобразования давления в движение и в итоге заставляют винт вращаться. Но я не сомневаюсь: эта маленькая безделушка — ключ к машине Рассела, тот самый компонент, который позволит его торпеде самостоятельно перемещаться под водой.
— Вы уверены, что двигатель будет работать? — спросил я, склоняясь над столом так, чтобы сердце оказалось на уровне моих глаз. — Неужели Рассел убежден, что сможет привести в действие свою дьявольскую машину?
— Нет, конечно, — заявил Брюнель, тряся рукой, чтобы потушить спичку, от которой только что раскуривал сигару. — Сначала он должен опробовать его. Возможно, потребуются некоторые доработки, прежде чем двигатель можно будет поместить в торпеду. Но я думаю, что он будет работать как часы.
— Будет он работать или нет, их замысел предельно ясен. Теперь, когда сердце готово, Рассел и его друзья наверняка захотят получить его.
— Правильно, но откуда они узнают, что мы уже добрались до этой стадии?
— Боюсь, что в скором времени наш обман раскроется. Он быстро поймет, что мы блефуем, и предпримет еще одну попытку завладеть сердцем. И одному Богу известно, к чему эта попытка может привести.
Брюнеля явно не напугала подобная перспектива, и он с наслаждением выдохнул сигарный дым.
— В таком случае мы должны сделать шаг первыми. — Он многозначительно подмигнул Оккаму. — Покажите ему все.
Мы с Флоренс стояли, перегнувшись через перила, и смеялись, как маленькие дети, бросающие в воду камешки с моста. Внизу лодки подвозили новых гостей. Был август, и всего полчаса назад я взошел на борт большого ребенка Брюнеля. Я оказался здесь в первый раз после посещения офиса Рассела, которое едва не закончилось для меня гибелью. На этот раз я осмотрительнее отнесся к своей одежде: специально для этого случая почистил вечерний костюм и пристегнул новый воротничок к рубашке, которую не собирался снимать до самого вечера, до того момента как вернусь домой. Выходной костюм дополнял цилиндр, присланный в свое время Брюнелем взамен того, что я потерял при неудачном спуске корабля. Флоренс вышла из лодки в прекрасном изумрудно-зеленом платье с бордовой шалью, накинутой на плечи. На этот раз ее волосы не были спрятаны под чепчиком и сияли, как отполированное черное дерево, словно желая соперничать с украшавшими прическу блестящими лентами муарового шелка.
Флотилия лодок доставляла на корабль оживленных и нарядных влиятельных людей города. Все они собрались для того, чтобы отметить завершение работы над кораблем. Долгие месяцы кропотливого труда подошли к концу. По крайней мере так было объявлено. Однако я заметил нескольких рабочих, которые бродили по палубе с банками краски, стараясь не привлекать к себе особого внимания, и наводили окончательный лоск.
Во время нашей последней встречи Брюнель вручил мне приглашение и сообщил, что не сможет присутствовать из-за плохого самочувствия. Меня его признание совсем не удивило. «Приглашение выдано на доктора Филиппса и сопровождающее его лицо» — так было написано на тисненной золотом карточке. Конечно, любая уважающая себя женщина должна была отказаться от перспективы сопровождать одинокого холостяка, но Флоренс согласилась не раздумывая. «И пусть о нас болтают что угодно! — со смехом сказала она. — Врач и медсестра — это же так естественно. И в любом случае мы будем самой красивой парой на корабле».
Мы едва сдерживались от смеха, наблюдая, как гости преодолевали пространство, отделявшее лодки от трапа. Это было несколько жестоко с нашей стороны, но не каждый день выпадает шанс увидеть, как сильные мира сего, шатаясь словно пьяные, выбираются из раскачивающихся на воде лодок.
— Пойдемте, Флоренс. Если кто-нибудь из них упадет, нам придется оказывать помощь, как только пострадавшего выловят из воды. Не лучше ли вместо этого осмотреть корабль изнутри?
— Джордж, вы могли хотя бы притвориться джентльменом! — воскликнула она, а затем подобрала юбки и последовала за мной. Она оперлась о мою руку, когда мы проходили в дверь, которую открыл для нас швейцар в белых перчатках. Он удивленно приподнял брови, заметив наши веселые лица. — Мы должны вести себя прилично, Джордж, — сказала она, пока мы спускались по устланной ковром лестнице. — Не забывайте: сегодня я надеюсь найти новых меценатов для школы.
Как я мог забыть? С тех пор как Флоренс согласилась сопровождать меня, она только об этом и говорила. Умненькая мисс Найтингейл сразу же поняла, какая прекрасная возможность перед ней открывалась. Новая больница все еще нуждалась в поддержке со стороны политиков, а сегодня здесь должны были присутствовать члены парламента. Она считала своим долгом найти как можно больше влиятельных людей, готовых поддержать ее предприятие. У меня был свой скрытый мотив присутствовать сегодня здесь. Нам с Оккамом предстояло привести в действие план, согласованный с Брюнелем.
Миновав два пролета лестницы, мы остановились перед двойными дверями. Церемониймейстер, сжимая в руке длинную трость с серебряным набалдашником, приблизился к нам с важным видом денди давно минувших лет и вытащил из-за спины серебряный поднос с такой скоростью, словно это был нож.
— Ваше приглашение, сэр.
Я бросил карточку на поднос.
— Добрый вечер, доктор Филиппс, — сказал он, прочитав ее.
— И вам тоже, — ответил я. — Это…
— Рад видеть вас, мисс Найтингейл, — перебил меня церемониймейстер, сопровождая радостное приветствие поклоном. Флоренс с легким смущением улыбнулась мне.
Взяв мое пальто, церемониймейстер развернулся и с важным видом пошел к двери. Он поднялся по небольшой лестнице и три раза ударил тростью об пол.
— Доктор Джордж Филиппс и мисс Флоренс Найтингейл, — объявил он полупустому залу.
— Кажется, мы слишком рано, — снова улыбнулась Флоренс и взяла меня под руку, когда мы проходили в двери.
Большой салон представлял собой просторный зал, украшенный рядами чугунных колонн и люстрами, свисавшими с высокого потолка. Размер помещения подчеркивали сияющие зеркала, которые располагались на двух восьмиугольных загородках, находившихся в дальних концах зала. Сначала я решил, что за этими загородками находились лестницы, но позже узнал, что они скрывали две огромные, как башни, трубы, тянувшиеся от котлов к палубе над нами.
— О, Джордж! — воскликнула Флоренс. — Мы на корабле или во дворце?
Мы ступили под своды галереи, протянувшейся вдоль всего зала, и увидели наверху балконы. Сквозь иллюминаторы виднелась палуба, и потолок здесь был в два раза выше, чем у входа в зал. Повсюду царила поистине королевская роскошь: весь металл был либо позолочен, либо покрыт синей и красной краской, стены украшала драпировка из золотой парчи и малиновые портьеры. Трудно было поверить, что это всего лишь один из пяти салонов корабля. Я подумал, что это даже не дворец, а целый плавучий город.
