Из управления полиции они сразу направились в Третий район Вены, где Лизель Ландтауэр снимала комнату у некоей фрау Илошня, на Ухатиус-гассе, рядом с трамвайной остановкой. Улица была названа в честь изобретателя-самоучки, артиллерийского капитана барона Фрайхера Франца фон Ухатиуса, который когда-то командовал Венским арсеналом. Среди его изобретений значился и проект примитивного устройства для показа движущихся изображений. Аналогичный аппарат американца Эдисона появился только через пятьдесят лет. Ухатиус снискал воинскую славу и получил генеральское звание за изобретение метода упрочнения бронзовых стволов полевых артиллерийских орудий с помощью наклепа внутренних стальных слоев, что оказалось эффективным в производстве. Однако когда одно из изготовленных по такой технологии орудий взорвалось во время демонстрации перед императором, Ухатиус уехал в Вену, где покончил с собой.
Вертен подробно изучал историю этого города, ставшего для него родным, и теперь боролся с искушением поделиться своими знаниями с Гроссом. Он понимал, что сейчас не время.
Они вошли в подъезд. Консьержка, занятая мытьем полов в холле, отправила их на третий этаж. Гросс страдал клаустрофобией и потому, отказавшись воспользоваться лифтом, тяжело пыхтя, двинулся вверх по лестнице.
Инспектор Майндль снабдил его официальным разрешением управления полиции произвести досмотр жилища Лизель.
— Эта трагедия так потрясла ее подругу, Хельгу, что она сразу уехала к родителям в Нижнюю Австрию, — объяснила хозяйка. — Вместе с вещами. В остальном комната такая же точно, какую бедная Лизель покинула накануне своей…
Фрау Илошня всхлипнула.
— Да, да, понимаю. — Гросс погладил ее руку.
— В газетах о Лизель пишут черт знает что, а она была добрая девушка.
Бульварные газеты уже вовсю муссировали арест Климта. Послеполуденные выпуски вышли с заголовками, вроде: «Ссора любовников закончилась смертоубийством» или «Красавица и чудовище». Газета, поместившая этот заголовок рядом с фотографией Климта (они постарались выбрать такую, где у него был демонический вид), напечатала репродукцию его картины «Голая правда», для которой позировала Лизель. Художник газеты приодел ее, чтобы не оскорблять нравственность добрых венских бюргеров обнаженным женским телом.
— Мы не сомневаемся, что она была добродетельной, — заверил ее Вертен.
— Пусть этот человек получит по заслугам.
Фрау Илошня имела в виду Климта, которого многие уже считали преступником. Она провела их в небольшую комнату в задней части квартиры, полутемную сейчас, во второй половине дня. В окно был виден двор с зеленым каштаном. В комнате стояли две односпальные кровати с железными спинками, на стене распятие. Напротив кроватей два гардероба. Дверца одного, ближнего ко входу, была полуоткрыта. Гросс заглянул и обнаружил, что шкаф пустой.
— Это гардероб Хельги, — пояснила фрау Илошня. — Думаю, она не вернется.
Гросс занялся вторым гардеробом, в котором уже копались полицейские и ничего не нашли. Вертен тем временем отвлекал внимание фрау.
— Мы будем вам благодарны за все, что вы расскажете о Лизель. У нее было много друзей?
Фрау Илошня отрицательно мотнула головой, да так резко, что из пучка выбилась прядь седых волос.
— Только Хельга. Они обе работали на ковровой фабрике.
Вертен с Гроссом переглянулись. Лизель ушла с фабрики вскоре после приезда в Вену. И последние полгода работала натурщицей у разных художников, главным образом у Климта. Видимо, из квартирной хозяйки много вытянуть не удастся. Она мало что знала о постоялице.
— А разве у такой красивой девушки не было мужчин-поклонников?
— Лизель была порядочная девушка! — почти выкрикнула фрау Илошня.
— Я в этом и не сомневаюсь, милостивая государыня, но нам весьма важно знать, были среди ее гостей мужчины или нет, — произнес Вертен, следя глазами за Гроссом, который, встав на стул, внимательно осматривал верх гардероба.
— В моем доме этого и быть не могло, я вас заверяю, — ответила фрау обиженным тоном.
Вертен про себя чертыхнулся. От старой крысы не было никакого толку.
Он осторожно взял ее под руку и проводил к двери.
— Большое спасибо за помощь. Мы оставим тут все в полном порядке. И дорогу назад тоже найдем без затруднений.
Она попыталась что-то возразить, но он с поклоном закрыл дверь перед ее носом.
— Думаю, Вертен, мы сюда пришли не зря, — произнес Гросс, показывая перевязанную красной ленточкой связку писем. Он слез со стула, сел на кровать. Подул на письма. Пыли на них не было. — Вот какой подарок оставила нам милая Лизель.
Гросс развязал ленточку и начал быстро просматривать письма одно за другим, пока не дошел до последнего.
— Ага. Интересно, интересно.
Он протянул письмо Вертену. Тот быстро его просмотрел.
— Хм, это уже кое-что.
— Едем в театр? — спросил Гросс. Его глаза блестели.
Через двадцать минут трамвай остановился у Бургтеатра.
Вертену не нравились новые здания, появившиеся в конце девятнадцатого века на Ринг-штрассе. Архитекторы слишком уж увлеклись символикой. Здание оперы в стиле неоренессанса должно было символизировать искусство, здание парламента в стиле неоклассицизма — напоминать о греческой демократии, а ратуша в неоготическом стиле олицетворяла бюргерский достаток. Теперь еще вот этот Бургтеатр со зрительным залом в форме лиры намекал на греческие истоки драмы. Вот такие сооружения теперь украшали старую добрую Вену.
Воздвигнутый на бульварном кольце Бургтеатр (он же Придворный театр), по мнению Вертена, был удивительно уродлив. Его строили шестнадцать лет, причем расходы постоянно росли и превысили первоначальную смету в несколько раз. Кстати, в росписи потолка Бургтеатра участвовал и Климт. Его открыли в 1888 году с большой помпой. Достаточно сказать, что фасад освещали четыре тысячи электрических лампочек. И это в Вене, где и теперь, десять лет спустя, улицы города по-прежнему освещали газовые фонари, хотя в других европейских столицах электрическое освещение быстро становилось нормой. Когда начали давать первые представления, выяснилось, что плохо слышны голоса актеров, да и видно неважно. Эти дефекты проектирования устранили лишь через два года.
Вертен последовал за Гроссом ко входу для артистов. Здесь криминалист предъявил привратнику письмо из полицейского управления. Тот недоверчиво вертел письмо в руках. Привратнику было известно, на какие ухищрения пускаются поклонники, чтобы прорваться через эту дверь и получить автограф у своего кумира. К тому же он был недоволен, что его оторвали от еды.
— Мы к герру Жирарди, — произнес Гросс прокурорским тоном. — И побыстрее читайте, милейший. Если не верите, можете позвонить в полицейское управление. Полагаю, у вас тут есть телефон.
Привратник проворчал что-то неразборчивое, затем махнул рукой налево, очевидно, показывая, где находится грим-уборная Жирарди.
