— Почему вы так думаете?
— Чисто кругом. Нет никаких следов крови.
Гросс кивнул:
— Как и во всех остальных случаях. А это о чем говорит? — Он устремил на Вертена свой пронизывающий взгляд. — Правильно. Значит, у нашего преступника есть уединенное место, где можно сцедить с жертв кровь. А иметь такое место может только человек с деньгами. Я серьезно сомневаюсь, чтобы он работал где-то на свежем воздухе. Слишком рискованно. Стало быть, в его распоряжении имеется какое-то помещение. А также транспорт. Скорее всего он убивает в разных местах, где предоставляется возможность, а затем перевозит тело к себе, сцеживает там без всяких помех кровь, а после доставляет тела в Пратер.
— Может быть, он живет поблизости? — предположил Вертен.
— Возможно, но не обязательно. Пратер он выбрал не случайно. Тут ведь рядом еврейский квартал. Мы уже это обсуждали.
Некоторое время они ехали молча. На улицах стало оживленнее. Открылись магазины. По широким тротуарам сновали пешеходы с корзинками для покупок. «Эти люди не ведают, какие зверства творятся в их прекрасном городе, — подумал Вертен. — И слава Богу».
— А кто, по-вашему, этот убитый? — неожиданно спросил Гросс.
Вертен пожал плечами:
— К сожалению, я не ясновидящий. А вы что, уже догадались?
Гросс улыбнулся:
— Тут все ясно как Божий день. Этот человек, несомненно, из слуг. Преданных слуг. Возможно, даже состоял при ком-то из членов императорской семьи.
— Как вы это?.. — Вертен был настолько потрясен, что не закончил фразу.
— Успокойтесь, Вертен, тут нет никакого чуда. Просто у этого человека при себе оказалась пенсионная карта.
— Великолепно. — Вертен откинулся на спинку сиденья и прикурил от кремниевой зажигалки сигару.
— Ну что, мой друг, — продолжил Гросс, — наша работа подходит к концу?
Вертен понимал, что имеет в виду криминалист. Климта теперь выпустят, и адвокат ему больше не будет нужен. А как же быть с тем, что фрейлейн Ландтауэр так похожа на его Мэри?
— Полагаю, теперь вы скоро уедете в Черновцы? — с неохотой проговорил он.
Гросс вздохнул:
— Да. Наверное, уеду.
Но ни тому ни другому не хотелось в это верить.
Гросс решил подождать, пока полиция уведомит фрау Фрош о гибели ее мужа, а затем уже нанести ей визит.
— Нам необходимо снискать расположение этой дамы, Вертен, — объяснил он, когда они подходили к дому на Гусхаус-штрассе, сразу за церковью Святого Карла.
[28]
— Однако это не получится, если мы принесем плохую весть. Вернее, трагическую. Пусть этим занимается полиция. Правда, они могут рассказать женщине что-то такое, что она позднее может выдать за свое. Но тут придется рискнуть. В таких делах это необходимо. Впрочем, жизнь вся состоит из компромиссов, верно?
Дверь открыла женщина, которую Вертен принял за служанку или, возможно, знакомую хозяйки. Глаза у нее не были красными от слез, и вообще она не была похожа на убитую горем вдову.
— Мы бы хотели видеть фрау Фрош, — сказал Гросс. Очевидно, он подумал то же самое.
— Я фрау Фрош, — спокойно ответила дама. — А кто вы?
— Мы занимаемся расследованием этого преступления, — ответил Гросс, в очередной раз извлекая письмо Майндля, уже довольно истрепанное.
— Из полиции сюда уже приходили утром. — Она оглядела их так, будто собиралась снимать мерку для шитья костюмов.
Гросс тактично кивнул.
— И несмотря на это, сударыня, мы бы хотели задать вам несколько вопросов. Если вы, конечно, не возражаете. Я понимаю, у вас такое горе, но мой опыт криминалиста подсказывает, что первые двадцать четыре часа после совершения преступления следует использовать с максимальной эффективностью.
Выражение ее лица не изменилось.
— В таком случае входите.
— Вы так любезны, сударыня, — произнес Гросс елейным тоном. Вертену показалось, что он переигрывает.
Квартира четы Фрош являла собой образец чистоты, граничащей со стерильностью. Нигде ни пылинки, не говоря уже об увядших цветах. Полная противоположность дому приятельницы Климта в Оттакринге. Ни малейшего намека на обычный домашний беспорядок, придающий любому жилищу жилой вид.
Фрау Фрош проводила их в гостиную, как будто сошедшую с холста Макарта. Тяжелые шторы на окнах и громоздкая мебель в стиле «старой Германии», модная лет двадцать назад. Сейчас это все казалось скучным. Стены от пола до потолка были увешаны темными картинами с мрачными сюжетами. В одном углу стоял впечатляющих размеров буфет, в другом поблескивала изразцами голландская печь.
Фрау Фрош осторожно присела на край кушетки, предложив им занять обитые тисненой кожей кресла с прямыми спинками. Вертену показалось, что она чувствует себя в этой обстановке так же неуютно, как и он.
— Вообще-то мне нечего добавить к тому, что я уже рассказала полицейским, — произнесла она.
— А мы поговорим о чем-нибудь другом, фрау Фрош, — заверил ее Гросс. — Видите ли, сударыня, в нашем деле мелочей не существует.
— Гросс, — неожиданно прервал его Вертен, — я думаю, нам следует уйти. Полицейские, наверное, уже достаточно потрепали нервы достойной фрау Фрош. Мы все равно ничего нового не узнаем.
— Прошу вас, Вертен, — Гросс взмахнул рукой, — не мешайте. Я намерен поговорить с фрау Фрош и убедиться, действительно ли ей больше нечего добавить.
— Извините моего коллегу, фрау Фрош, — не унимался Вертен. — Порой он не в меру усерден в своей работе. И глух к чувствам других.
— О чувствах, Вертен, в таких случаях приходится забывать. — Гросс повернулся к фрау Фрош. — Могу я продолжить?
Она холодно кивнула.
— Когда вы в последний раз видели супруга?
— Да что вы, Гросс, — не унимался адвокат. — Этот вопрос полицейские наверняка уже задавали.
— Довольно, Вертен! — Криминалист рявкнул так громко, что фрау Фрош вздрогнула. — Итак, когда вы в последний раз видели супруга?
— Вчера вечером. Примерно в семь. Он собирался на встречу с приятелями.
Вертен знал, что полиция уже это проверила. Герр Фрош действительно направлялся через Карлсплац в недавно открытое кафе «Музей», где он и еще трое пенсионеров раз в неделю собирались поиграть в карты. Как позднее выяснилось, до кафе герр Фрош так и не добрался.
— Во что он был одет? — спросил Гросс.
— Как обычно. В трахтен.
— Не слишком ли ваш супруг был тепло одет для такой погоды?
