– Замечательно, правда? Это замечательно.
Первое, что увидел Пьетро, были не фрески, не трюмо, но пара ножниц. Растрепанный молодчик жонглировал ими, постоянно пощелкивая; затем он откладывал ножницы, чтобы поправить газовую вуаль на примерочном парике. Это был Леонардо, неописуемый Леонардо, вооруженный порхающим гребнем, первый парикмахер королевы, изящный бретер с серебряными ножницами, специалист по надеванию газовых шляпок, Дон Кихот локонов, укротитель непослушных вихров и принц капиллярной клоунады.
Дело в том, что этот Леонардо, хотя и не был да Винчи, обладал несравненным талантом в области ношения париков и разных видов опудривания. В былые времена у «короля-солнца» имелись и другие проблемы, кроме пресловутой анальной фистулы, вырезанной в 1685 году, а также удаленной в 1686 части нёба, вынуждавшей его бороться с дурным запахом изо рта при помощи пастилок, которые он все время сосал. Он еще и облысел к тридцати пяти годам, и тогда двор увлекся париками. После гигантских париков «в полдома» в моду вошли косички и шиньоны, которые особенно импонировали Виравольте. Дамы с их фонтанжами
[36]
и знаменитыми пуфами тоже не отставали. К удовольствиям, доставляемым париками, добавились радости макияжа: к свинцовым белилам каждый норовил подмешать еще и голубой тон, чтобы лучше подчеркнуть вены и белизну кожи, глаза обводились черным, губы красили в красный цвет, на щеки наносили румяна; не забывали, разумеется, и о мушках из тафты. С некоторых пор в маскарадах Розы Бертен начали принимать участие двое сообщников: парикмахер Леонардо и еще… парфюмер Жан-Луи Фаржон, сумевший после отбытия Дюбарри в ссылку завоевать королеву при помощи надушенных перчаток, которые она надевала во время конных прогулок, а также при помощи ванны скромности – особой жидкости, предназначенной для регулярных омовений высокопоставленной купальщицы.
Так прославилось королевское трио: Леонардо – Бертен – Фаржон.
Посреди шляпок, картонок и коробок из-под обуви, усеянных россыпями мелкого миндального печенья, перед Пьетро стояла Мария Антуанетта, свежая как роза. Как только венецианец вошел, она тут же подняла на него свои ясные глаза.
– Ах, – произнесла она звонким голосом, – вот и господин де Лансаль!
Пьетро поклонился.
– Ваше величество…
– Я очень рада вас видеть. Извините за беспорядок! Только что здесь была мадемуазель Бертен. У этой женщины неудержимая фантазия.
– Совершенно верно, – сказал Пьетро.
– Итак, господин де Лансаль, как вы поживаете? Все еще занимаетесь иностранными делами и сотрудничаете с полицией? Я немножко сердита на них, ведь они лишают меня вашего общества. Уже довольно давно вы не навещаете меня, не заботитесь обо мне. Вы знаете, мне от вашего присутствия спокойнее. Я не забыла, что вы были ангелом-хранителем жены наследника с тех пор, как я появилась здесь.
– Умоляю ваше величество простить меня. Поверьте, не проходит и дня, когда бы я не прилагал стараний вернуться в ваш круг!
– На приемах мне хотя бы удается видеть вашу супругу. Она смеется, рассказывая, как вы беспрестанно повсюду носитесь. Вы слишком активны, господин де Лансаль.
Анна. Она никогда не упускала подходящей возможности.
– Благодарю вас, это так и есть.
Мария Антуанетта улыбнулась ему, и ее улыбка была искренней. Он знал, что нравится ей. Пьетро она показалась довольно пухленькой, но несравненной грациозностью отличались ее манера держать голову, ласковое обращение, а кожа была настолько прозрачна, что ее хотелось сравнить с фарфором. От нее пахло нежным ароматом ириса, видимо, изобретенным Фаржоном. На ней было серебристое платье с фижмами, перехваченное в талии простой лентой из голубого шелка. На лицо уже были нанесены белила и румяна, она была напудрена и более или менее причесана. Пьетро улыбнулся.
Ну же! Все-таки он находился перед королевой Франции.
– Простите, – сказала она, на сей раз обращаясь к Леонардо, но я должна уделить несколько минут господину де Лансалю. Вы можете остаться. Мне очень нравится то, что вы мне предлагаете, но не будет ли светло-голубая лента красивее? Следовало бы еще поинтересоваться у господина Фаржона, не найдет ли он какие-нибудь подходящие для этого платочка духи.
– Да, да, ваше величество, какая блестящая мысль!
– Господин де Лансаль, идите же сюда, поближе.
Она повернулась на сто восемьдесят градусов и начала рыться в картонках. А венецианец тем временем продолжал рассматривать царящий вокруг беспорядок. На буфете он заметил множество флаконов духов, украшенных мифологическими или пасторальными миниатюрами, окаймленными такими высказываниями, как «Любовь проходит, а дружба остается» или «Я храню верность»; некоторые представляли собой загадку, как, например, изображение женщины, задравшей юбки для того, чтобы найти блоху на своей подвязке, сопровождаемое несколько игривым комментарием «Завидую ее судьбе!». Рядом находились флаконы с украшениями в виде камей, несессеры из кожи акулы и знаменитый сундук с приданым королевы. Тем же изобилием отличались и предметы одежды: двенадцать полных зимних одеяний, столько же вычурных костюмов и платьев с фижмами, не считая разных тканей и вещей из муслина. Эти излишества уже начали создавать королеве репутацию расточительницы и вызывать политический резонанс. То, что австриячка вела себя скорее как законодательница мод, чем заботливая королева французов, было встречено с неодобрением. Ее легкомыслие сочли опасным для государственной казны. Тюрго поведал Виравольте, что бюджет Дома королевы уже имел дефицит в размере 300 000 фунтов, несмотря на то что сумма ее личных расходов была удвоена несколько месяцев назад, и поэтому уже пришлось компенсировать недостаток из казны Дома короля.
Все эти траты имели место, но причина заключалась не только в одной королеве; едва заняв свой пост, Тюрго решил произвести солидные сокращения бюджета, начиная с королевских трапез, состоявших из сотен напрасно приготовляемых блюд. Расточительность двора подвергалась критике уже много лет, и поведение капризного Людовика XV, содержавшего сначала своих шлюх из Парк-о-Серф, а затем Дюбарри, не изменило ситуацию к лучшему. Поскольку счета государства не являлись общественным достоянием, досужие домыслы увеличивали их в фантастических пропорциях; в представлениях подданных, иногда совершенно ошибочных, астрономические суммы расходовались на удовлетворение самых невероятных причуд. И улучшений не предвиделось, так как Мария Антуанетта только что получила в подарок от супруга очаровательный дворец Трианон, а также занялась устройством своего маленького англо-китайского сада.
– Взгляните, господин де Лансаль, – сказала королева. – Среди этих сокровищ есть нечто, способное вас заинтересовать.
Она достала из груды хлама картонную коробку.
Пьетро моментально насторожился.
Его внимание привлек инициал. Рельефная золотая буква «Б».
