– Ну, значит, все-таки ничего не случилось! – произнес Козимо.
– Наверное, твой папа опять развлекался в парке, – возразила Анна, разглядывая испачканную одежду Пьетро.
На его лбу и на щеке сохранились следы серы и пепла. Из раны на правом виске сочилась кровь. Венецианец вновь повернулся к графу де Брогли, который все еще был в своем великолепном костюме кавалера ордена Святого Духа. Он отвел шефа Тайной службы в сторону. Козимо смотрел на них с заинтригованным и несколько подозрительным видом.
– Как обстоят у вас дела со Стормоном?
– Мы с Верженном не перестаем его тормошить. Ведь он уже давно упустил Стивенса. Да еще и потерял других агентов.
– Да, примерно как у нас, – с горечью произнес Пьетро. – А Баснописец? Невероятно, но мы все еще не знаем его имени! – Он пристально посмотрел графу в глаза. – Будем откровенны! Жак де Марсий… Первый Баснописец, мужчина, которого я убил на свадьбе Марии Антуанетты… Вы ведь знали, не так ли?
– Что вы хотите этим сказать, Виравольта?
– Он никогда не стремился никого убивать. Ему нужна была аудиенция.
Шарль де Брогли облизнул губы. Пьетро продолжал.
– Вы не могли этого не знать. Именно вам король должен был поведать об этой истории. Вы уже были шефом Тайной службы… С кем еще он стал бы об этом говорить? Марсий был неуравновешенным, но не сумасшедшим… С какой стати стал бы он организовывать покушение без какой-либо надежды на успех?
Брогли молча слушал.
– Он требовал справедливости для внебрачного сына короля! Он воспользовался свадьбой, чтобы явиться в Версаль, полагаясь на судьбу, явиться туда, где прежде все двери перед ним были закрыты… в надежде найти способ объясниться! Вы знали, что он придет, не правда ли? Он загримировался по необходимости, зная, что его могут преследовать! – Пьетро нахмурился. – И вы позволили мне его убить.
Он сделал паузу и заговорил вновь:
– Вы всех нас собрали по тревоге… и представили доказательства его вины. Но из ложных соображений. Вы просто покрывали короля. Не так ли?
Брогли напряженно хмурился.
– Эпиграммы были написаны им. Я еще кое-что добавил. Пьетро продолжал:
– После чего было нетрудно завести дело, представив его экстремистом» противящимся австрийскому альянсу, а кроме того, и опасным сатанистом или мистиком и почти еретиком, посещающим конвульсионистов Сен-Медара! Я всегда думал, что этот портрет не совсем… логичен. Все это можно было сфабриковать за три дня. Да что я говорю: за одну ночь. И переходим к следующему делу!
Пьетро прищурился. Граф защищался:
– О ребенке я понятия не имел, Виравольта. Король мне и в самом деле намекнул на какую-то женщину… заявляющую, будто состояла в связи с ним… Он говорил, что женщина эта использует аббата для распространения самых необоснованных слухов. Он сам мне не все рассказал, Виравольта, понимаете? О ребенке я ничего не знал. И в любом случае! Как бы вы поступили на моем месте? Моим долгом было защищать нашего Возлюбленного… – На его губах выступила циничная улыбка. – У короля тоже были секреты, о которых никто больше не знал.
На несколько мгновений Шарль замолчал, затем вновь заговорил:
– Марсий стал представлять угрозу для государства. Он мог распространить и другие эпиграммы, Виравольта. Его ошибкой было то, что он говорил правду. Но и то верно, что мы сами написали некоторые из них, чтобы иметь больше доказательств. Разумеется, все это… между нами.
Они молча посмотрели друг на друга.
Пьетро покачал головой.
– Конечно, д'Эгийон никаких подробностей не знал, когда поручал мне расследовать дело. Но вы? Когда вновь появились и эпиграммы, и его имя?
– Я ни в чем не был уверен. Кроме того, в тот момент над Тайной службой нависла опасность. Я должен был сражаться сразу на нескольких фронтах. Мне требовалось время, чтобы во всем разобраться, затем найти подтверждение в лице Мари Дезарно! Ее имя фигурировало в рапортах… но подразумевалось, что она была любовницей… аббата. А не короля! Он даже не сообщил мне ее имя! Это была просто еще одна женщина, Виравольта! Уличная девка. Он о ней забыл. Что королю хотелось, так это заткнуть аббата. Марсий придумал этот персонаж, чтобы приблизиться к нам. Он воспитывал незаконного королевского сына как своего собственного в течение многих лет и защищал его мать… но этим объяснялась лишь одна сторона заговора. Об англичанах никто не подозревал. Это вы, Виравольта, дали мне понять, что они затевают. Все это сложилось в стройную картину для меня лишь недавно.
Пьетро тряхнул головой.
– Но вы отдаете себе отчет?
Граф положил ему руку на плечо.
– Он продолжал представлять угрозу для государства. А если бы Франция в торжественный день узнала о незаконном королевском сыне? Людовик Август женился на Марии Антуанетте, Франция вступала в брачный союз с Австрией!.. Мы думали о мировой стабильности, Виравольта! О государственных интересах. О политике.
Пьетро в свою очередь горько улыбнулся.
– Понимаю. Но уж не думаете ли вы и в самом деле, что незаконный отпрыск способен поколебать французский престол?
– В его жилах все же течет королевская кровь, мой друг. Империи рушились и не из-за таких мелочей.
Пьетро и шеф Тайной службы замолчали.
В этот момент королевский офицер, посланный прямо из Версаля, галопом прискакал к паперти собора.
– Дорогу! Дорогу! Письмо от господина Марьянна, из Королевского ведомства, для Черной Орхидеи!
Пьетро вскрыл новое послание Августина Марьянна.
Виравольта понял. Он посмотрел на Шарля де Брогли, еле сдерживая крик. Анна приблизилась к ним. Она улыбнулась.
– Новая игра?
Пьетро вспомнил. Если Баснописец не откажется от исполнения своего последнего плана…
Собака и ее тень д'Эон, Сапфир, Бомарше
Любовь и Безумие Анна
Обезьяна-Король Людовик XVI
Стрекоза и Муравей Мария Антуанетта
Заяц и Черепаха Придворные
Лев состарившийся
Партия была еще не завершена.
В Реймсе Анна, Пьетро и Козимо остановились недалеко от гвардии и королевской четы. Их номера находились в гостинице, расположенной напротив собора. Глубокой ночью все наконец стихло, замолкло, было слышно лишь дыхание двух человек.
В небе светила луна. Анна и Пьетро занимались любовью. Он смотрел на ее грудь. На лихорадочный румянец щек. На полуоткрытые губы, с которых слетал то вздох, то стон. Анна Сантамария. Черная Вдова из Венеции. Боже мой, как он ее любит! Он всегда ее любил и всегда будет любить. И хотя во времена его буйной молодости у него были многочисленные любовницы, это чувство оставалось, пожалуй, самой великой тайной его жизни.
