Вышеозначенные лица передвигаются в автомобиле «Хорьх 930V» серого цвета с данцигским номером «DZ-1003». Имеют в своем распоряжении охотничьи ружья, пистолеты и, возможно, взрывчатку. При задержании могут быть чрезвычайно опасны.
По всей вероятности, их целью является разведывательный рейд по тылам нашей армии, не исключена и возможность организации диверсий на железнодорожных магистралях.
В свете вышеизложенного приказываю Вам немедленно предпринять все возможные меры для разыскания и задержания шпионской группы. Во что бы то ни стало брать живьем!
Все донесения о ходе мероприятия отправлять мне лично в любое время суток!
Хайль Гитлер!
Рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер.
05.20
1 сентября 1939 года.
1 сентября 1939 года
Восточная Пруссия
Серый «хорьх» проворно наматывал колесами шершавое полотно автобана, однообразное, как засвеченная кинопленка. Стеклянное лезвие приоткрытого окна с тонким свистом отсекало от встречного ветра холодную стружку, и та закручивалась внутри автомобиля упругой спиралью, подхватывая дым сигары Беэра, ровное посапывание Шоно, тяжкие вздохи Докхи.
Мартин и Вера сидели сзади, переплетя пальцы лежащих на собачьем загривке рук, и молчали. Время от времени Вера что было силы сжимала ладонь Мартина, и он отвечал ей тем же, и она радовалась этому, а также и тому, что в темноте он не может увидеть ее слезы.
Рассвет они встретили в южном предместье Кенигсберга, пропуская на железнодорожном переезде три военных эшелона подряд.
— Начинается, — мрачно пробормотал Шоно, глядя на вереницу покрытых маскировочной сеткой вагонов. — И двадцати лет не прошло…
— Эти поезда — связки сосисок, нафаршированных пушечным мясом, железом и порохом, — со злым смешком отозвался Беэр. — Их скармливают Молоху, а в результате получаются вы-со-ко-ка-чественные удобрения.
— Нельзя ли воздержаться от раблезианских метафор, друг мой? С нами дама, — заметил Мартин, поморщившись.
— Если бы я не помнил об этом, то выразился бы куда резче. Впрочем, прошу извинить. — Беэр повернулся к Вере и пояснил: — Просто я очень болезненно воспринимаю проявления человеческой глупости и мерзости, а война — это самое глупое и мерзкое из всех. Это я вам как старый солдат говорю.
— А как же освободительные войны? — спросила Вера. — Защита отечества? Это, по-вашему, тоже глупость и мерзость?
— Конечно же нет. Защита отечества — это святое дело. Да беда в том, что именно на почве святых дел лучше всего произрастает business. Pardonnez-moi ce calembour petit-mauvais!
[54]
— Что-то ты ударился в сельскохозяйственную тематику, Баабгай. Уж не заделался ли ты на старости лет латифундистом? — елейно осведомился Шоно.
— От тебя ничего не утаишь. Я действительно чуть было не прикупил в этом году хорошенький участок с видом на реку, в сени дерев. Соседи хорошие, тихие… На кладбище, — заводя мотор, сообщил Беэр. — Но вовремя одумался. Жалко ведь будет, если пропадет, а в моем нынешнем положении это более чем вероятно. Да и на что мне там — вид на реку?
— Ох, ну вас, Мотя, с вашими шуточками! — сердито воскликнула Вера. — И так сердце не на месте…
— Да я и не шутил вроде… — тихо ответил Беэр и надавил на педаль газа.
— А мне кажется, что все это отчасти оттого, что люди благоговеют перед катаклизмами, — проронил Мартин. — А единственный катаклизм, который они в силах учинить сами, — это война.
— Браво, мой мальчик! — Шоно трижды хлопнул в ладоши. — Нельзя все сводить к экономике. Люди очень хотят быть богами. Но не умеют.
Вера ничего не сказала. Она смотрела в окно — туда, где в желто-розовом, как спелое яблоко, небе стройным клином скользили к югу черные кресты механических птиц.
В начале седьмого беглецы достигли Инстербурга. На плотине, разделявшей два огромных пруда, Беэр остановил автомобиль и объявил:
— Поглядите, какой прелестный городишко! Твердыня Тевтонского ордена. Я здесь однажды вынужден был заночевать в гостиничке с названием «Дессауэр Хоф». Мебель в стиле «ванценренессанс»
[55]
и горничные в стиле «остзейская роза». — Он тронул с места, продолжая разглагольствовать: — Обратите внимание: слева от нас возвышается очаровательный замок! Понятия не имею, когда его построили, но в прошлый мой приезд он уже здесь вовсю возвышался. И вот эта лютеранская кирха тоже… Ах, как жаль, что это кафе еще закрыто! Там подают такие штрудели по-венски, какие могут быть изготовлены только в чистой и наивной провинции! И кофе со сливками, ммм!..
— Беэр, прекрати немедленно! — строго сказал Шоно. — Не один ты проголодался!
— Ничего, вот через полчаса прибудем в Гумбиннен… Хотя он, конечно, не так хорош и стоит на речке с неприличным названием, но, думаю, там все мы сможем полноценно подзаправиться, включая авто, — горючего-то у нас осталось от силы километров на сто, — ответил Беэр и, помолчав с минуту, со вздохом добавил: — Такое уютное и тихое местечко! Жаль покидать, ей-богу! Посмотрите направо — там вы увидите типичный образчик прусского вокзального зодчества! — Уже за пределами города он заметил: — Да, кстати, забыл отметить: кроме меня, из достойных упоминания царственных особ здесь побывал Генри Болингброк граф Дерби, ставший впоследствии английским королем Генрихом Четвертым, а также Наполеон Первый Бонапарт, английским королем так и не ставший.
— Мотя, вы — сама скромность! — впервые за вторые сутки рассмеялась Вера. — Так изящно вписаться в один ряд с монархами!..
— Марти, твоя молодая жена обижает твоего старого друга! — плаксивым тоном пожаловался Беэр. — Немедленно представь ей меня как положено!
— Видишь ли, дорогая! — церемонно произнес Мартин. — Беэр у нас в самом деле монарх. Однажды ему удалось расшифровать папирус, на котором было начертано: «Прочитавший сей свиток станет Царем Египта».
— Свидетельствую! — Шоно торжественно поднял правую руку.
— И это было совсем не легко, доложу я вам! — Беэр повернулся к Вере профилем и гордо выставил нижнюю челюсть.
— Право, мне даже неловко сидеть в вашем присутствии, Ваше величество! — с почтением воскликнула Вера, принимая игру.
— Во-первых, — ответил великан серьезно, — я не придаю большого значения придворному этикету. Во-вторых, все мы тут в некотором роде монархи. И в-третьих, уж если кто и должен перед кем-то стоять, то это мы перед вами.
— Два последних пункта нуждаются в пояснении! — все так же игриво потребовала Вера. — Что значит — все монархи?
— Марти, объяснишь? — спросил Беэр.
— Ну, вот Шоно — законный претендент на тибетский престол, — сказал Мартин. — Он тулку, то есть перерожденец — реинкарнация древних властителей Тибета. Помнишь, я тебе рассказывал про монастырь? Так вот, на самом деле Шоно забрали из семьи хранители традиции, забрали и спрятали в самом дремучем углу, где его не смогли бы обнаружить ни люди Далай-ламы, ни другие враждебные силы. Хранители, разумеется, продолжали следить за наследником и после побега — решено было, что будущему королю не помешает европейское образование. А когда Шоно пришел в Тибет, его право на трон признали самые влиятельные тамошние аристократы и даже некоторые ламы. И вот уже долгие годы Шоно ведет упорную борьбу за независимость и секуляризацию своей страны.
