— Но вы сказали — подошел близко. Значит, все же не разгадал?
— Он и не мог. Для этого надо знать то, что знаем только мы.
— И в чем же разгадка? Боже, неужели опять — в деревянном человеке?
— Пусть лучше Марти расскажет — все-таки речь идет о его предках.
Мартин вытащил изо рта трубку Киплинга и откашлялся.
— К сожалению, я — недостойный потомок, — молвил он со смущением в голосе. — Все вырождается. Что ж, я расскажу об их великих деяниях, дабы испить чашу стыда за свою никчемность.
— Бикицер, Марти! — перебил его Беэр на идиш. — Мы все знаем, что ты жутко скромный. Говори уже за дело! Человек умирает знать!
— Да, я умираю знать, Марти! Не томи же!
— Твоя догадка верна. Нам неизвестно в точности, кто были Эхнатон и Нефертити. Знаем только, что они любили друг друга неземной любовью, а во время их царствования процветали искусства и не было войн.
— А еще — что у Нефертити были голубые волосы, — добавил Беэр.
— Да, она носила синий парик… Понятно, что долго такой рай на земле существовать не мог — империя начала рушиться, нашлось много недовольных среди жрецов и царедворцев. После смерти имена Эхнатона и Нефертити были стерты и преданы забвению — египтяне верили, что если назвать умершего по имени, это его частично воскрешает.
— Что-то в этом есть.
— Несомненно. Что и как там происходило, мы доподлинно не знаем — в семейном предании об этом сказано очень мало. После некоторых политических изменений в стране евреи впали в немилость. Их фактически поработили — народ скотоводов заставляли заниматься земледелием, ткачеством и строительством, а самых молодых и красивых женщин рекрутировали для занятия проституцией в храмах Изиды. Там их обучали манерам, грамоте, музыке и танцам. Одной из таких девушек стала Мириам, дочь Амрама и Йохевед. Известно, что однажды некий знатный египтянин Ааро спас ее от насилия — эта история потом была приписана гораздо более поздним персонажам — еврейскому пастуху и дочери мидианского священника. Мириам была «хозяйкой колодца» — ты помнишь наш давнишний разговор? — поэтому в преданиях неоднократно упоминается некий волшебный «колодец Мириам». По понятным причинам род ее занятий в Библии завуалирован, но даже из скудных сведений о ней становится ясно, что речь идет о незаурядной женщине, музыкально одаренной, образованной, необычайно умной и дерзновенной — настолько, что она не боялась вступать в религиозные диспуты со священниками. Как ты, наверное, уже догадалась, Мириам была Шхиной. Ааро же был Мессией. Вместе с двумя египетскими магами — возможно, жрецами Атона — они создали ноцара, с помощью которого намеревались избавить еврейский народ от рабства и сделать носителем веры в Единого Бога.
— И этот ноцар?…
— Они назвали его Мосе — дитя. Известным из Библии способом ноцара подбросили дочери фараона — они, наверное, знали, что он не утонет, кормилицей ему стала мать Мириам, а царский врач Ааро — воспитателем и так далее… Впоследствии, благодаря нечеловеческой силе убеждения, он транслировал народу идеи Мессии и уговорил фараона отпустить евреев.
— А почему Мессия выбрал именно их?
Предположительно 1240 год до нашей эры
Окрестности Мемфиса
Ааро доиграл, подождал, прикрыв глаза, пока последний звук не разобьется вдребезги в глубине каменоломни, и лишь тогда отнял от губ двухголосую флейту.
Мириам сидела, уткнувшись лбом в колени, прикрыв голову руками. Тело ее сотрясала мелкая дрожь.
Ааро прикоснулся к ее плечу и спросил:
— Ты холодно?
Мириам отрицательно помотала головой.
Он ласково поднял за подбородок ее лицо, повернул к себе. Наклонился, несколько раз поцеловал влажные глаза.
— Я пить твои слеза. Почему ты плакать?
Она вытерла глаза, попыталась улыбнуться:
— В нашем языке нет слов, чтобы объяснить, мой господин.
— Ты пробовать! И не говорить — мой господин, прошу! Говорить — мой Ааро!
— Когда ты играл… Ааро… Я никогда не слышала ничего прекраснее. Мне казалось, что я вся горю изнутри…
— Горю?
— Сияю. Но не как лампа, а как вот этот месяц, даже еще ярче.
— Понимаю. Но разве плохо?
— Нет. Так хорошо, как никогда не было. И страшно, что так хорошо уже больше не будет, понимаешь? Глупые женщины от этого тоже плачут иногда.
— Понимаю, да. Но ты не глупые! Ты… как сердце в руке.
— Глупая, как сердце. А еще мне казалось, что я слышу самого Бога, но не боялась, а очень его любила.
— Очень хорошо! Я — сияю. — Ааро засмеялся, хлопнул в ладоши и поднял их к небу. — Так — правильно. А твой самый Бог — какая?
— Я не знаю, мой… Ааро. Простым людям жрецы про это мало говорят, а нам, женщинам, — и подавно. Только как правильно молиться, что делать, чего не делать.
— Что значит — подавно?
— Значит — еще меньше, чем остальным. Но кое-что я слышала, конечно. Разреши мне продолжать по-египетски, Ааро! Мне будет проще рассказывать.
— Почему? Я глупый не понимать много ваших слов? — Он сделал вид, что обиделся, но не смог сдержать улыбку.
— Что ты! Я в жизни не встречала никого умнее тебя! Ведь ты всего две недели учишься говорить по-нашему!
— Тогда почему?
— Просто потому, что наш язык не подходит для таких разговоров. Мы — народ пастухов. У нас много слов про скотину и траву, но мало слов про Бога и душу. И я не понимаю, зачем тебе, мой любимый, понадобилось наше убогое наречие!
— Наречие? А — это речь, да? Что ж, — Ааро перешел на родной язык, — говори, как тебе легче. Для того и понадобилось, чтобы понять, как говорить с твоим народом о Боге.
— А зачем тебе говорить с ними о Боге?
— Не о скотине же — в этом они понимают больше меня. Но ты обещала рассказать, что знаешь про вашего Бога!
— Я знаю только то, что рассказывают жрецы, а они рассказывают мало. Говорят, что давным-давно где-то там, — Мириам неопределенно махнула рукой на восход, — жил наш предок.
— Там — это в Ханаане?
— Нет. В центре земли Сенаар, а может, и того дальше.
— А, черноголовый.
— Его звали Абрахам, а жену его — Сара.
— Удивительно!
— Что удивительно, госп… Ааро?
— Ты же знаешь, что я не коренной египтянин. Вот и кожа у меня светлее, и лицом я больше похож на вас, а не на них, и волосы рыжие, как у тебя. Мои предки — из страны Миттани, но они были не хурриты, а пришлые — из восточных стран, а туда тоже, говорят, перебрались из Середины Земли. Так вот, создателя нашего народа и всего мира звали Брахма, а жену его — Сара-свати. Выходит, мы с тобой — родственники, только далекие очень.
