Песок уже изрядно подзасыпал древние усыпальницы, но не испортил их впечатляющей красоты. Каменные своды поддерживали колонны, изрезанные рядами затейливых надписей, подобно папирусным свиткам. Стены украшали яркие росписи. В отличие от голых гранитных плит Великой пирамиды здесь во всем многообразии цветовой гаммы была изображена жизнь в посмертном мире. Боролись юные силачи. Танцевали стройные девушки. Рыбаки вытаскивали богатые уловом сети. Древние правители отдыхали в окружении священных деревьев, каждый лист которых представлял год жизни. В экзотических лесах бродили животные. Лодки бороздили живописные реки, из вод которых выглядывали морды гиппопотамов и крокодилов. Порхающие птицы заполняли воздух. Никто не изображал тут никаких черепов или зловещих воронов, как в Европе или Америке, и, более того, в этих фресках я увидел не нынешний бедный Египет, а процветающую, первозданную счастливую страну.
— Похоже, ваши дальние предки жили в раю, — заметил я. — Роскошные парки, процветание, предсказуемая радость бытия. Нет никакого страха чужеземного вторжения или угрозы тирании. Как говорила Астиза, то была счастливейшая пора жизни.
— В лучшие времена весь народ Египта жил выше по течению, за третьим или четвертым порогом, — согласился Ашраф. — Египетские суда ходили от Средиземного моря до Асуана, а караваны доставляли сказочные богатства из Нубии и тех дальних краев, где в древности находились Пунт и Сава.
[57]
В горах добывали золото и драгоценные камни. Темнокожие правители подносили в дар слоновую кость и специи. По краям пустыни цари охотились на львов. А ежегодные разливы Нила обеспечивали накопление плодородного ила, дарующего новую жизнь речным долинам, точно так же, как в наши дни. Пик подъема нильских вод приходился примерно на то число, что ты выискал в древнем календаре, на двадцать первое октября. Каждый год жрецы наблюдали за звездами и зодиакальным кругом, чтобы определить лучшее время для сева и жатвы, и замеряли уровень воды в Ниле. — Он показал на пару рисунков. — Вот видишь, здесь люди, даже сами цари, несут в храм жертвенные дары, предназначенные для богов, ведающих продолжением цикла жизни. В верховьях и низовьях Нила в древние времена воздвигалось много красивых храмов.
— А пользовались этими жертвенными дарами сами жрецы.
— Верно.
— Поскольку половодье в любом случае наступало каждый год.
Он улыбнулся.
— Да.
— Я бы не отказался от такой работенки. Предсказывай себе, что осень сменит лето, что утро сменит ночь, и загребай лопатой благодарные подношения доверчивых обывателей.
— А как быть с непредсказуемыми явлениями? Ведь бывали годы, когда Нил вовсе не поднимался и народ начинал голодать. Тогда тебе не захотелось бы оказаться на месте жрецов!
— Готов спорить, они находили веские причины для объяснения засухи и предлагали людям удвоить дань богам.
У меня был нюх на подобные дела, и я отлично представлял, как четко работают их методы. Я огляделся вокруг.
— А что это за письмена? — спросил я, показывая на надписи над некоторыми рисунками. — Странные какие-то буквы. Может, это греческий язык?
— Коптский, — сказал Ашраф. — Согласно легенде, ранние христиане прятались в этих пещерах от преследования римлян. Мы с тобой последние в длинной череде спасающихся беглецов.
Мое внимание привлек другой участок стены. Ряды странных, словно наспех прорезанных закорючек неведомой нам письменности напоминали какую-то счетную ведомость. Некоторые символы выглядели достаточно простыми: одна черточка могла обозначать «1», а три черточки соответственно — «3», и так далее. Что-то в этих символических рисунках показалось мне знакомым, и я продолжал размышлять об этом, когда мы улеглись отдохнуть на песок, который, просачиваясь через входное отверстие, заполнил уже половину пещеры. И вдруг меня осенило. Я вытащил медальон.
— Аш, взгляни-ка сюда. Видишь маленький треугольник из чёрточек на моем медальоне… он похож на отметки на той стене!
Он сравнил изображения.
— Действительно. Ну и что из этого следует?
Как что? Это же может изменить все. Если я прав, то внизу медальона изобразили вовсе не пирамиду, а числа! Выигранная мной подвеска содержала какую-то арифметическую задачку! Ученые, может, и помешались на своих математических символах, но проведенные с ними недели с лихвой окупились для меня — я заметил в этом рисунке некую систему, на которую прежде не обратил бы внимания. Правда, я не мог пока объяснить особый смыл этих чисел — они казались случайными группами из единиц, двоек или троек.
Но я чувствовал, что эта догадка приблизила меня к раскрытию тайны.
После многомильного и многодневного путешествия мы добрались до круто обрывавшегося известнякового плато вблизи местечка Наг-Хаммади, где Нил изгибался большой излучиной, а на противоположном берегу зеленели обширные поля. Там, за рекой мы увидели вожделенную цель. Колонна французской дивизии под командованием Дезе — три тысячи солдат и две пушки — медленно следовала вдоль берега Нила, растянувшись на целую милю. С нашего удобного наблюдательного пункта они выглядели как муравьи, ползущие по вечному блеску великолепного природного холста. Именно в этот момент я осознал неосуществимость той задачи, что поставили перед собой французы. Я постиг безбрежность и Египта, и всей Африки в их бесконечной череде холмистых долин, на которых французы выглядели ничтожными, как блоха на слоне. Разве мог этот маленький человеческий ручеек покорить безбрежную империю песка, усеянную древними развалинами и кишащую племенами, которые владели отличными лошадьми? С таким же безрассудством Кортес отправился покорять Мексику, но Кортесу удалось уничтожить ее сразу, поразив самое сердце индейской империи, в то время как бедный Дезе хоть и поразил ее сердце, а теперь вынужден был преследовать в песчаной пустыне отрубленные, но непокорные руки. Главной сложностью для генерала стало не завоевать врага, а найти его.
Мои же проблемы заключались в том, что французы теперь считали меня беглым преступником, а мой враг затесался в их ряды. Я надеялся, что Астиза также находится где-то среди них, но как мне послать ей весточку? Моим единственным союзником был мамелюк, а единственной одеждой — арабский наряд. И теперь при виде этой дивизии я даже не представлял, с чего начать осуществление моих планов. Переплыть реку и потребовать от французов правосудия? Или попытаться убить Силано, устроив ему засаду в скалах? А чем я смогу доказать, что он действительно является моим врагом? Если мне повезет, то меня просто повесят.
— Аш, мне тут пришло в голову, что я похож на собаку, которая преследует запряженную волами телегу, но толком не представляет, что делать с добычей, если удастся захватить ее.
