Но разве у меня не будет шанса еще раз завоевать ее сердце? Да, мужчины порой напоминают гончих псов, но женщины получают известное удовольствие, наказывая нас упреками и слезами. Любовь и жестокость, на мой взгляд, присущи обеим сторонам. Поэтому я смирюсь с ее отпором, приму участие в нынешнем сражении, а потом, если мы выживем, выстрою стратегию по заглаживанию прошлых грехов и верну ее любовь.
— Они наступают!
Радуясь, что дивизионы Наполеона избавили меня от тяжких объяснений с Мириам, я полез вместе с солдатами на крышу главной башни. Вся равнина ожила. Люди гуськом быстро перемещались по траншеям, приближаясь к крепости, их наступление прикрывала дымовая завеса пушечных залпов. Другие отряды подтаскивали на передовую легкие полевые орудия, чтобы вступить в бой, если тяжелой артиллерии удастся пробить заметную брешь в обороне. Лестницы покачивались в руках гренадер, которые двигались короткими перебежками по испещренной воронками и окопами полосе земли, а к батареям быстро подвозили новые запасы снарядов и пороха. Группа мужчин в арабских платьях сгрудилась возле полуразрушенного акведука.
Я вооружился подзорной трубой. Судя по виду, там собрались остатки банды Нажака. Но я не увидел среди них Силано или Астизы.
Смит хлопнул меня по плечу и указал рукой в другую сторону:
— Что за чертовщина там происходит?
Я перевел трубу в указанном направлении. В нашу сторону двигалась длинная колымага с шестью парами колес, с уложенным на нее толстым стволом мощного кедра. Солдаты тащили ее за веревки с двух сторон и подталкивали сзади. Ближний к нам конец ствола имел странное утолщение и темное, вероятно, металлическое покрытие, делающее его похожим на гигантский фаллос. Да, странно, что же, черт возьми, они там придумали? Эта махина выглядела как средневековое стенобитное орудие. Ну не думает же Бонапарт, что сможет пробить наши стены оружием многовековой давности? Однако странное бревно упорно тащили вперед.
Что за безумная идея возникла у Наполеона?
Мне вдруг вспомнились хитроумные изобретения, приводившие в восторг Бена Франклина, а еще больше моего американского приятеля Роберта Фултона, который слонялся по Парижу, одержимый множеством идей, связанных с устройством каких-то новых судов, называемых им пароходами и субмаринами. А у французов, насколько мне помнилось, тоже имелся один подобный изобретатель, мастер на все руки. Нашим гениальным изобретателем в Египте считался одноглазый воздухоплаватель Никола Жак Конте, чей воздушный шар нам с Астизой пришлось позаимствовать в Каире. Монж говорил мне, что он изобрел какую-то крепкую повозку для доставки в Акру тяжелой артиллерии. И по всем признакам именно он приложил руку к этому странному, движущемуся на нас бревну. Вряд ли это обычный таран. Наверное, Конте, как обычно, придумал некое техническое новшество. И даже весьма вероятно…
— Это же бомба! — вдруг догадавшись, заорал я. — Стреляйте в голову бревна, стреляйте в голову!
Начиненный взрывчаткой ствол уже, набирая скорость, съезжал по ведущему ко рву склону.
— Какая бомба? — удивленно переспросил Фелипо.
— В конец бревна заложена взрывчатка! Мы должны взорвать его!
Я схватил мушкет и выстрелил, но если и попал по этому набалдашнику, то пуля не смогла пробить металлическую оправу. Последовали и другие выстрелы, но наши солдаты и моряки в основном целились в тянувших телегу людей. Пара раненых французов упала, и этот монстр переехал их, уже по инерции все быстрее двигаясь вниз.
— Стреляйте же по нему из пушки!
— Слишком поздно, Гейдж, — хладнокровно бросил Смит. — Мы не успеем переориентировать орудия на такую близкую цель.
Тогда я схватил за руку Мириам и, задев плечом замершего в изумлении Иерихона, оттащил ее к задней стене башни, не дав времени опомниться и оказать мне сопротивление.
— Надо отойти подальше, вдруг бомба сработает!
Смит тоже отступил назад, а Джеззар, выйдя на крепостные стены, уже грозно покрикивал на турок, укрепляя их боевой дух. Но Фелипо медлил у бойницы, храбро пытаясь остановить движение махины точными пистолетными выстрелами. Чистое безумие.
Наконец разогнавшееся бревно достигло края рва, по инерции перелетело через него и врезалось в основание башни.
Тащившие его солдаты бросились врассыпную, лишь один задержался, чтобы задействовать запальное устройство. Огнепроводный шнур загорелся.
Через несколько мгновений железная голова ствола взорвалась с таким оглушительным грохотом, что я полностью потерял слух. К небу взвился столб пламени и дыма, а обломки кладки, взлетев над башней, казалось, зависли в воздухе, совершая странные замедленные вращения.
Наша крепостная твердыня, уже не раз сотрясавшаяся от взрывов, на сей раз зашаталась, как горький пьяница на лондонской Друри-лейн.
[22]
Мы с Мириам упали, я накрыл ее своим телом. Сэр Сидней устоял, ухватившись за зубчатый край башни. И я смутно видел, как передняя стена оседает, увлекаемая в адскую бездну. Фелипо и Иерихон исчезли в этом провале.
— Брат! — пронзительно вскрикнула Мириам.
По крайней мере, так я истолковал тот звук, что вырвался из ее открытого рта. В ушах моих стоял отупляющий звон.
Она бросилась к обваливающемуся краю, но мне удалось задержать ее.
Я переполз через ее сопротивляющееся тело на полуразрушенный и угрожающе накренившийся выступ и глянул вниз на оседающие обломки, объятые клубящимся, как из кратера вулкана, черным дымом. Нижняя треть наружного фасада мощной башни полностью обвалилась, а уцелевший верх напоминал полый ствол дерева, скрепленный покореженными платформами этажей. Передние стены рухнули, точно сорванные кулисы, обнажив скрывающихся за ними растерянных актеров. Из-под заполнивших ров камней торчало множество человеческих тел. Новый звук прорвался в мои пострадавшие уши, и, выныривая из одурманенного состояния, я осознал, что его пробили ликующие вопли многотысячной армии. Французы ринулись к пробитой ими бреши.
Держу пари, Нажак среди них, и он будет искать меня.
Придя в себя, Смит обнажил саблю. Его голос я воспринял как невнятный гул, но предположил, что он призывает людей на защиту нижнего пролома. Я откатился назад, увлекая за собой Мириам.
— Обвалы еще не закончились! — крикнул я.
— Что?
— Надо уходить из башни!
Она тоже не расслышала. Кивнув, Мириам повернулась к наступающим французам и, неожиданно вырвавшись от меня, метнулась обратно к краю взорванной стены. Ринувшись за ней, я попытался остановить ее и вновь соскользнул на опасно накренившийся выступ. Она спрыгнула мягко, как кошка, на балки нижнего этажа и по обломанному краю спустилась к тому провалу, куда упал Иерихон. Чертыхаясь про себя, я последовал за ней, уверенный, что остатки крепостной конструкции могут рухнуть в любой момент и похоронить нас в каменной гробнице. Между тем пули жужжали, точно мухи в банке варенья, со всех сторон доносились залпы орудий, и осадные лестницы взмывали вверх, как когтистые лапы.
