— Идемте дальше! — позвала Альтаграсиа с видом заправского гида.
Детективы продолжили осмотр. Наступила очередь живописных полотен, развешанных в коридорах. Все это были каравеллы и иные суда, причаливавшие к открытым землям. У дверей, ведущих на террасу, Альтаграсиа обогнала спутников и предупредила:
— Я хотела бы, чтобы вы задумались над тем, что мы сейчас увидим, и отнеслись к этому с самым серьезным вниманием. Я убеждена: в этой скульптуре что-то есть. Доверьтесь моей интуиции, как и в Севилье.
Компания прошествовала на террасу. Юный Колумб по-прежнему грезил, устремив взгляд на Сан-Сальвадор и Новый Свет, который ему предстояло открыть десятилетия спустя. Детективы рассматривали знаменитую статую с разных точек террасы, варьируя угол, пытаясь угадать, какую подсказку может она дать им для решения их задачи.
Альтаграсиа почувствовала, что начинает уставать от напряжения. Налаженная жизнь в Санто-Доминго в окружении политиков, средств массовой информации и административных структур сменилась тягостным марафоном по городам, где она не чаяла побывать, в погоне за тем, что совершенно не вписывается в рутину ее обычной жизни. Таинственное исчезновение останков адмирала в Санто-Доминго, их историко-культурная ценность заставляли ее мобилизовать сейчас все внутренние ресурсы.
В тот миг, когда она впервые увидела «Юность Колумба», в ее сознании что-то стронулось, будто сами собой заработали скрытые механизмы памяти. Выражение лица юноши смутно напоминало что-то, но ей не удавалось уловить ассоциацию. Она снова прочитала надпись на монументе. Оливер дерзнул перевести ее на испанский:
СОЛНЦЕ, СКЛОНЯЮЩЕЕСЯ НАД НЕОБЪЯТНЫМ МИРОМ,
СПРАШИВАЛ КОЛУМБ В ЮНЫЕ ГОДЫ:
КАКИЕ ЕЩЕ ЗЕМЛИ, КАКИЕ НАРОДЫ
ПРИЛАСКАЛО ОНО ПЕРВЫМИ ЛУЧАМИ?
Что это значит? В голову ничего не приходило. Эдвин на всякий случай попробовал покрутить различные части статуи, но так как она была изваяна из цельного куска мрамора, то решительно не поддавалась его усилиям. Ни один из фрагментов не вращался и не поворачивался, как это произошло в Севилье с памятником в картезианском монастыре. И отсутствовала армиллярная сфера, которая могла бы, неожиданно повернувшись, открыть тайник.
Убедившись в бесплодности попыток, доминиканец внес предложение покинуть террасу. Оливер согласился: пора уходить. Оба вышли.
Молодую женщину, однако, по-прежнему гипнотизировало изображение юного Колумба, внутренним взором различившего новые земли в неведомой дали. Солнце достигло зенита, и жара сделалась удушающей. Даже легкое облачко не омрачало ясного синего неба, великолепным шатром раскинувшегося над портом, некогда являвшимся средоточием морских путей мира.
Альтаграсиа стала думать о первооткрывателе и настолько увлеклась мыслями, что забыла о времени. Вызволять соотечественницу на террасу вернулся Таварес.
— Пора идти. Здесь мы ничего не найдем!
— Пожалуйста, еще немного! Мне надо побыть одной и подумать, — взмолилась Альтаграсиа.
Что ж… Мужчины ее оставили и отправились перекусить в ближайшем кафе.
Время шло. Город, лежавший у ног, был занят повседневными делами, но для Альтаграсии жизнь будто остановилась. Такая проницательная женщина, как она, с ее образованием, просто обязана разгадать эту загадку! А в том, что тут имелось нечто, она ни секунды не сомневалась. В очередной раз Альтаграсиа перечитала надпись на скульптуре юного генуэзца в переводе, это предложил Оливер. Солнце начинало клониться к западу, и она механически отметила это обстоятельство. Надпись была кристально понятной: юный Колумб задается вопросом, какие земли и края омывал свет солнца, садившегося сейчас на горизонте. Автору строфы казалось, что уже в отроческие годы знаменитый генуэзец предугадал существование неизведанного мира.
Внезапно ее осенило: не исключено, что в строфе содержится послание. И она, кажется, поняла его смысл! Исполненная решимости, она бросилась к солнечным часам в нижнем этаже дворца. Спускаясь, Альтаграсиа повстречала друзей, возвращавшихся после затянувшегося обеда. Вид у обоих был сытый и довольный.
— Ну и вкусная эта итальянская паста, — сообщил Эдвин.
— Да уж, представляю. Идемте-ка со мной! — В ее голосе звучало волнение.
Внизу доминиканка указала им на солнечные часы и процитированные высказывания Колумба:
Рожденный в Генуе,
Я поступил на службу здесь, в Кастилии.
Генуя — город славный и на морях могущественный,
Оттуда я пришел и там родился.
Завещание, 1498
И хотя тело мое находится тут,
Сердце неизменно пребывает там.
Письмо, апрель 1502
— Понимаете?
— Лично я вообще ничего не понимаю! — заявил Эдвин.
— И я не вижу связи между этими цитатами и преступлением, которое мы расследуем, — высказался Оливер.
— Так позвольте я поделюсь своими предположениями! — Глаза Альтаграсии азартно блестели.
Она попросила припомнить строфу, начертанную на скульптуре юного Колумба. Молодой моряк размышляет о том, какие еще земли и края обласкало заходящее солнце.
— Вспомните: дворец был достроен в 1898 году. Возвели его на руинах крепости XV столетия. Фактически от старого сооружения остался лишь бастион. Перечитав сотню раз эти цитаты, я подумала: автор имел в виду нечто иное!
— Я по-прежнему не улавливаю связи. — Лицо Оливера выражало полное непонимание.
— Дело в том, что в момент, когда солнечные часы показывают 17.34, лучи небесного светила касаются самой старой части замка, то есть бастиона XV века, на месте которого загадочный капитан Энрико д’Альбертис возвел этот дворец.
— Ну и ну! — вырвалось у Эдвина.
— И что? — недоверчиво спросил Оливер.
— Как только я это обнаружила, я попыталась себе представить: в какой части старой крепости, послужившей фундаментом для дворца, может заключаться то, что нам нужно? Ничего особенного я не придумала, но потом вдруг вспомнила эту цитату. — Альтаграсиа снова указала на надписи на солнечных часах.
— Первую? — уточнил Оливер.
— Нет, вторую.
Мужчины прочли: «И хотя тело мое находится тут, сердце неизменно пребывает там. Письмо, апрель 1502».
— И что это значит? — спросил Эдвин, навострив уши и всем своим видом выражая нетерпение.
— К которому из четырех путешествий относятся документы, найденные нами в Севилье? — спросила в ответ Альтаграсиа.
— К четвертому.
— И каким годом датировано письмо?
— Теперь понимаю, — сказал Оливер с явным облегчением. — Колумб отплыл в Америку, пустившись в четвертое свое путешествие, 11 мая 1502 года. Это высказывание, подлинное оно или нет, было сделано накануне его отбытия на Карибы. Любопытно!
