Таким образом, впервые с момента заключения Шарль ел не в своей камере, а в другом помещении. При этом держал себя, по свидетельству Леблана, с большим достоинством. Это явно озадачило комиссара Леру, который заметил:
«Доктор Карпантье утверждает, что ребенок тяжело болен. Как по мне, он вовсе не похож на умирающего».
Леблан:
«Его здоровье определенно не в порядке, гражданин. Коленные и локтевые суставы отечны. Он истощен, при ходьбе испытывает значительные боли».
Леру:
«Не так уж он и плох. Передайте, пожалуйста, доктору Карпантье, чтобы перестал преувеличивать».
Угнетенное состояние Шарля немедленно вернулось. Отказался есть пирог. Грыз корку хлеба.
«Ишь как надулся, — прокомментировал Леру, — Надо было оставить его в камере, пусть бы задохнулся».
5 вантоза
Удивительным образом Шарль сумел сделать так, что его хризантемы пережили зиму. Замечательное достижение, учитывая недостаток в камере воздуха и солнечного света. Сегодня я поинтересовался его секретом. Он сказал, что еще давно — в саду Тюильри — узнал, что с цветами надо разговаривать.
«Вы не думаете, что я сумасшедший?» — спросил он.
«Напротив, — ответил я, — меня восхищает твое искусство. Интересно, понравится ли цветам игра в пикет?»
С этими словами я достал из кармана колоду карт (я держал ее наготове для подобного случая). Его глаза расширились, и, глядя на карты, он стал тереть кулаки один о другой. Сперва я подумал, что он рассердился, но потом вспомнил, что так он делает всегда, когда хочет удержаться от слез. Я еще ни разу не видел, чтобы он проронил хоть слезинку.
«Ты умеешь играть?» — спросил я.
Он кивнул. Но прошло еще несколько минут, прежде чем он решился прикоснуться к картам. Это было похоже на историю с цветами: он не сразу поверил собственным чувствам.
«Если не возражаете, — сказал он, — я бы хотел немного просто подержать их».
7 вантоза
Вчера днем, когда Леблан с Шарлем играли в пикет, их прервал комиссар Леру, заявив, что они совершают противозаконный акт.
«Противозаконный? — не поверил своим ушам Леблан. — Это просто игра, гражданин».
«Игра?! — Леру выхватил колоду. — Королева червей! Король бубен! Разве вы не знаете, гражданин? Франция сбросила с себя оковы наследственной монархии».
Леблан все твердил, что «это просто забава». Комиссар не унимался. Заявил, что только в том случае дозволит мальчику играть в карты, если он станет называть королеву «гражданкой», а короля «тираном». На это Шарль оттолкнул карты, не желая больше к ним прикасаться. Отныне карты конфискованы государством. Конфискованы государством.
Узнав эту историю, я сказал Леблану, что завтра принесу Шарлю 2 новые колоды. Если гражданину Леру взбредет в голову конфисковать их, то сначала пускай конфискует меня — а на это ему потребуется согласие Барраса.
8 вантоза
Сегодня утром, когда я направлялся в камеру Шарля, меня оттащил в сторону комиссар Леру. Он стал спрашивать, виновен ли я в восстановлении привилегий узника, связанных с карточной игрой. Я признал, что виновен. Леру заявил, что ему не нравятся мои «самонадеянные выходки», которые он поспешил назвать «аристократическими». Я ответил, что мне не нравятся его манеры, отнюдь не улучшающиеся от систематического пьянства. По-моему, он был на грани того, чтобы меня ударить. Хорошо, что он все-таки удержался, потому что иначе я бы за себя не отвечал.
12 вантоза
Шарль спросил, можно ли ему еще раз подняться на верхнюю площадку башни. Его беспокоит состояние вьюнков. Когда выяснилось, что вьюнки в порядке, он испытал явное облегчение. В процессе «беседы» с растениями он спросил, не навлекли я на себя сильный гнев, заступаясь за него?
Я ответил, что это не из-за него, а из-за меня самого. Я всегда терпеть не мог нахалов, независимо от того, какую должность они занимают.
Несколько минут он возился с вьюнками, время от времени принимаясь напевать им какую-то мелодию без слов. Потом спросил, могу ли я показать, где находится мой дом.
«Отсюда? — удивился я. — Нет, отсюда его не видно. Загораживает Нотр-Дам. Мы живем в другой части города. В Латинском квартале».
«Понятно, — заметил он довольно робко. — У вас есть жена?»
«Есть».
«И ребенок, наверное, тоже?»
«Да, мальчик по имени Эктор».
«Ему столько же лет, сколько мне?»
«Нет, ему всего три. Хотя, — не смог я удержаться от хвастовства, — он уже знает, по меньшей мере, двести слов».
«Я бы хотел…»
Шарль умолк.
«Познакомиться с ним? — предположил я — Однажды мы это устроим».
«Нет, — сказал он, — я бы хотел о нем заботиться. Так же, как вы заботитесь обо мне. Если бы вы взяли меня к себе, мы бы с ним стали как братья и я бы очень хорошо присматривал за ним, вам бы ни о чем не пришлось беспокоиться».
«Бог даст, — ответил я, — и ты окажешься в месте получше моего дома».
«Нет, — Он покачал головой. — Ваш дом вполне подойдет».
Глава 22
ЛИСА И КРОЛИК
Допрос убийцы Тепака происходит в кладовой дома покойного. Меня не пригласили, так что, подобно ребенку, подслушивающему разговор родителей, я прижимаю ухо к двери. Вот что я слышу.
Ни-че-го.
Впрочем, не совсем ничего. Серия звуков, напоминающих миниатюрные взрывы вроде тех, что производит чайник на влажной конфорке. Дверь приоткрывается, и я вижу нашего поддельного матроса привязанным за ноги к старому стулу с высокой спинкой. Видок, с растянутым галстуком, нависает над ним; сбоку к нему склоняется Гори, причем руки у него, по таинственным причинам, в муке. Никаких явных признаков насилия я не замечаю, если не считать того, что голова убийцы свешивается под неестественным углом да в комнате затихает невесть откуда взявшееся эхо.
Позже я узнаю, как Видок это проделал.
Самым легким было вспомнить имя. Видок недолго рылся в архивах памяти.
— Месье Ноэль, если не ошибаюсь.
Судорожное подергивание — вполне удовлетворительное подтверждение. Теперь Видок может строка за строкой реконструировать досье Ноэля.
— Кража двадцати трех уличных фонарей на улице Королевских Фонтанов… В другой раз украдено сорок восемь рулонов ситца из «Галантереи» Трюффо… Ах да, совершенно верно, у тебя ведь есть мать. Выдающаяся артистка, живет в очаровательной квартире на улице Сен-Клу. Кажется, она дает уроки фортепиано? Да, не хотелось бы лишать ее средств к существованию.
