— Да, но он цитировал Борхеса.
— Разве суть этого анекдота не в том, что все языки весьма относительны? Каждый раз, когда ты пытаешься классифицировать окружающий мир, неизменно получается глупость.
Торн вытянул руки.
— По-моему, Джек, она тебя уложила на обе лопатки. Естественные языки развиваются стечением времени, каждый вносит в это свой вклад — и посмотри, сколько возникает проблем. Вообрази себе, что будет, если ты захочешь пустить в обращение новый язык.
Джек окинул взглядом лица собравшихся в неровном свете свечей. Только от Джуди он мог ожидать чего-то вроде ободрения и поддержки, но целый вечер она пила не останавливаясь большими изящными глотками. Вдруг его охватило сомнение.
— Представь язык, куда войдет все самое лучшее, — сказал он. — Именно то, что является для нас наибольшей трудностью. Esprit d’escalier,
[6]
schaudenfreude,
[7]
saudade,
[8]
duende.
[9]
Джек понимал, что его слова вряд ли будут восприняты как аргумент — скорее попытка к бегству, что разговор неизбежно свернет в сторону от идеального языка, который потерял все свое очарование. Ему вдруг стало неловко, и он добавил:
— Чтобы понять эти слова, необходимо выучить язык. А подобных слов масса.
Торн понял, куда клонит Джек, и, поставив свой бокал на стол, заметил:
— Вот что такое у Сэнди «torschlusspanik». Буквально — «боязнь опоздать к закрытию ворот». Страх оказаться забытой.
Сэнди поморщилась.
— А как насчет мужчин, которые боятся ко мне подойти? Что с ними такое?
— Türschwellenangst, разумеется. «Боязнь порога».
Джек допил остатки вина и задумался, каким словом можно обозначить капитуляцию — худшую, чем поражение, из-за причины, которая исчезла сама собой в разгар битвы.
— Таковы же, например, все русские идиомы, связанные с выпивкой, — сказал он. — У русских множество словосочетаний для обозначения различных степеней опьянения: «пьяный в стельку», «напиться до положения риз» и так далее. Есть даже специальное выражение, обозначающее последний стаканчик, который ты непременно выпиваешь, пусть он даже для тебя и лишний, — «на посошок».
Джуди осушила свой бокал.
— Какая прелесть!
Вина, конечно же, не хватило, и Джек на цыпочках пробрался мимо исповедален, мимо спящего в колыбельке Дэва, открыл люк и спустился по каменным ступенькам. Бутылки уже запылились. Он почувствовал, что вернулся к тому, с чего начал. Возможно, он обманывает самого себя. В манускрипте прослеживались определенные языковые модели, но никакого отношения к строгим моделям философского языка, где каждая буква несет определенное значение, они, разумеется, не имели: так, определенные скопления букв в окончаниях и частицах — точь-в-точь как это бывает в естественном языке.
Джек вынес вино наверх и, вернувшись в исповедальню, открыл записную книжку. «Еr kim pu nipe as Babelim. Wim azh doti af azh babi as akir lekim», — прочитал он про себя. Дэв не спал — держась за край колыбельки, он смотрел в темноту широко распахнутыми глазами. Джек наклонился к ребенку и прошептал:
— Ter sholpal tikim pu nashi.
Он не знал, отчего сказал это. Дэв моргнул, пошатнулся, тяжело сел и вопросительно взглянул на него.
Джек снова посмотрел в блокнот.
— Owal lekim us owal tokim?
Краска сбежала с личика Дэва, и он завизжал — да так, что у Джека закололо в позвоночнике и он инстинктивно зажал уши ладонями.
На крик прибежала Сэнди и схватила сына на руки. Ребенок уткнулся ей в плечо, и визг перешел в рев. Остальные отстали на несколько шагов. Следом примчались и другие, и поднялся невообразимый гвалт.
Сэнди, пытаясь успокоить ребенка, ходила с ним кругами и легонько похлопывала по спинке. Прочие притулились по углам и заткнули уши. У Питера был довольно идиотский вид, а Торн, кажется, по-настоящему испугался. Бет и Джуди стояли, обхватив себя за плечи.
— Лучше, наверное, отвезти его домой, — сказала Сэнди. — Ты не возражаешь, Питер?
— Разумеется, нет, дорогая. Можно будет опустить окна или включить музыку.
— Прости, Джек. Прости, Бет. Было так хорошо…
— С ним все в порядке?
— Вроде да. Может, просто испугался или приснилось что-нибудь…
Джуди шагнула к Питеру:
— У вас не найдется местечка и для меня?
— Конечно, найдется… но вы уверены?.. — удивленно спросил тот.
— Мы тебя отвезем, мама. Подожди минуту.
В голосе Бет скользнуло презрение, и Джуди его прекрасно уловила.
— Не глупи. Питеру все равно в ту же сторону.
Они поцеловались с хозяевами на прощание, торопливо вышли из церкви и скрылись во мраке. Голос Дэва разносился на целый квартал. Джек задумался: что он такого сказал?
Джуди ускользнула прежде, чем Бет успела что-либо спросить. Джек почувствовал это, когда они с Бет мыли посуду. Она чересчур долго вытирала тарелки, глядя во двор, а не на него. Из крана бежала горячая вода; раковина была полна грязной пены. Джек снял с плиты оставленную для Эша рыбу и сунул ее в холодильник.
Бет опустила губку и, к великому удивлению Джека, прижалась к его плечу щекой.
— Прости меня. Ну, насчет Борхеса…
Он взглянул на ее отражение в оконном стекле — Бет была на дюйм ниже его.
— Ты не отвечаешь за Борхеса.
— Нет, я имею в виду… я уверена, что ты действительно открыл идеальный язык.
— Я сам в этом не уверен.
Джек поймал ее взгляд — было в нем что-то оценивающее. Бет опустила глаза.
— Сегодня… сегодня я кое-что нашла — связано с папой. И это меня вроде как выбило из колеи.
Она всегда удивляла его, потому что неизменно опережала на несколько шагов.
— И что же ты нашла? — спросил Джек.
Мимо исповедален она повела его в неф, где на одной из скамей лежала сумка. Бет открыла ее и достала толстую пачку фотографий.
— Я думаю, папа специально оставил их здесь, в церкви, чтобы я узнала правду, если захочу.
Джеку так не казалось. Самая простая причина — это обыкновенно отсутствие всякой причины. На все воля случая — Фрэнк, возможно, просто не успел их убрать, застигнутый сердечным приступом.
