— Каким он тебе показался? — спросил Иеремия.
— Похоже, у него было тяжело на душе. Но он ничего об этом не говорил. А ночью начал стонать и мучиться. Это было ужасно.
Иеремия в задумчивости постукивал кончиками пальцев по подлокотнику кресла, на котором сидел.
— А Уокер не рассказывал тебе в последние недели о каком-нибудь новом знакомстве — может быть, с ним кто-нибудь заговорил в таверне?
— Я такого не помню. Он часто встречался с женщинами, но никогда не называл имен.
— У него были друзья?
— Он из деревни, как и я, из Кента. Не так-то просто найти друзей вне дома, где ты работаешь.
— Какие отношения сложились у Уокера с лордом? Он что-нибудь говорил об этом?
— Мне всегда казалось, ему здесь нравится, — ответил Джонсон, бросив робкий взгляд на судью Трелонея.
Заметив это, Иеремия успокоительно сказал:
— Никто тебя не упрекнет за правду. Итак, Уокер говорил когда-нибудь плохо о лорде?
— Ну, однажды он спросил меня, считаю ли я лорда хорошим и богобоязненным человеком. Я сказал ему, что до сих пор не слышал ничего другого. Тогда он сказал: «Но лорд — судья, и он распоряжается жизнью и смертью людей, которых к нему приводят». На что я сказал: «Ну да, только те, кого вешают, как правило, убийцы и разбойники, они ничего другого и не заслуживают».
— Что он на это ответил? — вскинувшись, спросил Иеремия.
— Он сказал: «А что, если засудят невиновного, который не совершил никакого преступления?» Я уже пожалел, что завел этот разговор. Что я понимаю во всех этих юридических делах? Я сказал ему: «Лорд добр и справедлив и, уж конечно, просто так или от злости ни за что не пошлет на виселицу невиновного». Тогда Уокер сильно задумался и согласился со мной.
— Когда состоялся ваш разговор?
— Примерно неделю назад.
— Вспомни, что еще говорил Уокер? Что-нибудь странное, необычное.
— Пару дней назад, он только вернулся с поручения, мы были одни. И вдруг он говорит мне: «Вот не знал, какая это может быть сильная страсть — жажда мести. Это очень страшно». Я спросил его, о чем это он, но он ответил, что не может об этом говорить. Только сказал, что была совершена несправедливость, но местью ее не исправишь.
— Так он, бедный, все-таки выбрал добро, а не зло. Это стоило ему жизни, — с горечью заметил Иеремия. — Ты можешь идти, Джонсон.
— Что вы об этом думаете? — спросил сэр Орландо.
— Все ясно. Уокер знал убийцу и его мотив.
— Но откуда?
— Очень просто. Убийца ему доверился, — объяснил Иеремия. — Ему требовалась помощь, так как он понял, что вне дома вас не достанешь. Вот он и попытался подговорить одного из ваших слуг. Не знаю, что он ему предложил, но вряд ли большие деньги, тогда не было бы необходимости раскрывать свой мотив. Так как он не мог подкупить слугу, он обвинил вас, милорд, в том, что вы совершили несправедливость, которая должна быть отомщена. Это обвинение, судя по всему, было таким убедительным, что у Уокера начались проблемы с совестью. Но в конце концов он решил для себя, что вы добры и справедливы. Возможно, убийца просил его подложить вам в еду яд. Когда он отказался это сделать, преступник отравил его, чтобы сохранить тайну. Если бы Уокер пришел к вам и все рассказал, мы бы сейчас знали, кто это.
Сэр Орландо побледнел:
— Этот человек действительно ничего не боится.
— Да, он чрезвычайно опасен, — признал Иеремия. — Теперь я должен поговорить с другими вашими слугами — и с вашей племянницей.
Трелоней не возражал. Он молча слушал, как Иеремия беседовал со слугами, которые ничего нового, однако, не сказали. Наконец он послал Мэлори за Эстер.
— Мне только сейчас пришло в голову: вы ведь еще ничего не знаете о помолвке Мэри Пеккем, — вспомнил судья. — Ее мать узнала, что она тайно встречается с бедным студентом, запретила им видеться и устроила ее помолвку с сыном уважаемого адвоката. Венчание состоится в марте, через неделю после свадьбы Эстер и мистера Холланда.
— Хм, и как Мэри восприняла это известие? — несколько сочувственно спросил Иеремия.
— Она не кажется очень счастливой, так как, судя по всему, безумно влюблена в юного Джеффриса. Но сын мистера Феннера — хорошая партия. Лучше не бывает.
Иеремия сомневался в том, что Мэри придерживается того же мнения. А вот понять чувства студента было намного сложнее. Был ли Джордж Джеффрис влюблен в девушку, или эта связь должна была лишь помочь ему подняться на несколько ступенек по лестнице успеха?
Мэлори вернулся растерянным:
— Я нигде не могу найти мистрис Лэнгем. Когда вы пришли, доктор Фоконе, она была здесь, а теперь исчезла.
— Она подслушивала нас, — твердо сказал Иеремия. — Мэлори, тебе срочно придется кое-что сделать. — Под недоуменными взглядами сэра Орландо и Гвинет он назвал камердинеру дом в Темпле. — Поторопись. Мистрис Лэнгем имеет преимущество во времени и недолго там останется. Незаметно посмотри, там ли она. Если да, подожди, пока она уйдет, и приведи молодого человека сюда.
— А если он окажет сопротивление?
— Не окажет, потому что тем самым навлечет на себя подозрения. Проведи его в кабинет и оставайся с ним до нашего прихода.
— Да, сэр.
Обернувшись к судье, Иеремия сказал:
— Я хочу поговорить с вашей племянницей, как только она вернется.
Они стали ждать. И снова священник попытался отправить аптекаршу домой, но ей было так интересно, что ока попросила разрешения остаться.
Когда в холле раздался голос Эстер, Трелоней встретил ее на лестнице и провел в приемную на втором этаже.
— Я бы хотел задать вам несколько вопросов, мадам, — вежливо попросил Иеремия.
— С вами я говорить не буду, — высокомерно ответила та.
— Ты ответишь ему, Эстер, — приказал сэр Орландо.
— Нет! Он нарушил свое слово. Он сказал матери Мэри, что она тайно встречается с мистером Джеффрисом, хотя обещал ей не говорить об этом никому.
— Неправда, мадам, — возразил Иеремия. — Об этом узнали не от меня.
Эстер в гневе прокричала дяде:
— Тогда это были вы! Вы виноваты в несчастье Мэри.
— Уверяю тебя, я никогда не упоминал имени мистера Джеффриса в присутствии матери Мэри. Очевидно, об этом она узнала сама может быть, от слуг.
Эстер замолчала и, раздавленная, опустила голову. Разум говорил ей, что ее обвинения беспочвенны, но сердце не могло сразу укротить душивший ее беспричинный гнев.
— Мадам, мы вас искали, — возобновил разговор Иеремия. — Где вы были?
— Это вас не касается!
— Эстер, если ты и дальше будешь упрямиться, я тебя выпорю, — загремел Трелоней, но иезуит жестом остановил его.
