Однажды на квартиру директора трикотажной фабрики из Валентиновки наехали ребята знаменитого Монгола. О его бойцах в Москве говорили с ужасом. Борька узнал, что бандиты поехали гулять в ресторан «Русь» в Балашихе. Пятерых забили до смерти, а двоих отвезли в гараж в Салтыковке и выбили из них, где спрятаны украденные ценности. Поехали, забрали, вернули рыдающему хозяину. Правда после этого у Ястреба был жесткий разговор с Монголом, но они порешили, что его братки не будут доставать людей, находящихся под охраной Ястреба.
…Ястреб сел в машину к Борьке, и они погнали в Салтыковку к Зельдину.
Подпольный трикотажный король встретил их с таким выражением лица, будто не его грузчики приехали, а бригада из БХСС.
— Ты чего такой? — забеспокоился Ястреб. Хрен его знает, что могло случиться. — Менты достали?
— Если бы. Ты же знаешь, все областные прикормлены. Сырье угнали.
— Много?
— Десять тонн.
— Это как же?
— Водила с кладовщиком поехали на Москву-Товарную, там вагоны из Ташкента пришли, погрузили все, выехали. На шоссе их два гаишника тормознули. Мол, документы, накладные. Пока экспедитор документы доставал, какие-то отморозки шоферов из кабины повыкидывали и угнали сырье.
— Куда угнали? — удивился Ястреб. — Его же на рынке не продашь.
— Куда, куда! В Кучино новая шарага объявилась, делают трикотажные рубашки и к зверькам отправляют.
— Давно объявились?
— Месяцев семь.
— Что же ты молчал, падло? На нашей территории новый цех, а я ничего не знаю. Хочешь, я ментов туда пошлю?
— Ну, понимаешь, они цех прихлопнут, сырье конфискуют, а мне перед узбеками отвечать.
— И то правда, басмачи народ отвязанный, они вполне тебя на пики поставить могут.
— А я о чем говорю. Тебе и твоим шефам это надо?
— Не надо, — честно признался Ястреб.
— Тогда, — голос Зельдина стал жестким, — делай свое дело. Отрабатывай лаве, которые я тебе и твоим бойцам плачу, а то они вместо дела у бухгалтерии толпятся, зарплату грузчиков за три месяца получают.
— Харе, Зельдин, — рявкнул Ястреб, — если бы не мы, ты бы давно с бензопилой «Дружба» вкалывал на лесоповале или по совокупности под пулю пошел в Пугачевской башне Бутырки. Ты с этими новенькими говорил?
— Пытался.
— А они?
— Они послали меня знаешь куда?
— Значит, разговор был и предложение им поступило. Стало быть, все по закону сделано. Что ты о них знаешь?
— Хозяин там Борис Гольдберг. У него четырехкомнатная квартира в Армянском переулке, жена, двое детей школьников, дача в Загорянке. Дважды судим.
— Понятно. Кто у них технорук?
— О нем ничего не знаю.
— Ну, нам и дачи в Загорянке вполне хватит. Адрес знаешь?
— Конечно.
Ночью Борису Гольдбергу позвонил сосед по поселку.
— Боря, — орал он в трубку, — немедленно сюда, твоя дача горит!
Полуодетый Гольдберг бросился в машину и приехал в Загорянку, когда уже начинал заниматься неяркий октябрьский рассвет.
Он бросил открытую машину и побежал к даче. Слава богу, что основной дом оказался цел. Сгорел второй, где у него были баня, бильярдная и некое подобие бара. Пожарные скручивали шланги, их начальник снял каску и подошел к Гольдбергу.
— Вы хозяин дачи?
— Да, я.
— Вызывайте милицию, явный поджог.
Пожарные уехали, а Гольдберг подошел к остаткам дома отдыха, как среди своих он называл это строение. Сколько денег ушло с дымом! Финский кафель, норвежская сантехника, специально привезенные из Карелии деревянные панели.
— Ай-я-яй, — раздался за его спиной голос, — какая неприятность.
Гольдберг обернулся и увидел троих здоровенных парней в кожаных куртках и джинсах.
— Какой домик симпатичный сгорел. Слава богу, что не резвились в нем Кларочка, семнадцати лет, и Сенечка, четырнадцати.
Гольдберг похолодел, на него смотрели три пары холодных жестких глаз.
— Да и второй дом у тебя деревянный, запалится — не остановишь, — сказал здоровый парень, стоявший рядом с ним.
Гольдберг всматривался в него. Лицо было удивительно знакомым.
— Вы кто?
— Конь в пальто.
— Где я вас мог видеть?
— Где-где! В Караганде.
И Гольдберг вспомнил. Колонию. Клуб, заведующим которого он, естественно, был. Репортажи с Олимпийских игр. И этого парня, только совсем молодого, с золотой медалью чемпиона.
— Вы боксер? Олимпийский чемпион? — прерывающимся голосом спросил он.
— Хочешь попробовать? — ощерился чемпион.
— Нет. Что вы от меня хотите?
— Это разговор. Сырье чтобы сегодня было у Зельдина. С ним и договоришься, сколько платить будешь.
— А если я не соглашусь?
— Жиденят в пруду найдешь, а жену твою толстозадую при тебе на хор поставим. Понял, барыга?
Гольдберг посмотрел на троицу в коже и сказал срывающимся голосом:
— Все сделаю.
— Вот и ладушки, — засмеялся чемпион, — теперь живи спокойно, мы тебя охраняем. Если что, найдешь нас.
— Как?
— Через Зельдина.
К обеду Борька приехал к Ястребу и доложил о победе над отморозками. А в это же время позвонил счастливый Зельдин и сказал, что сырье на складе.
— Ну вот и прекрасно, — устало ответил Ястреб. Шорину он не звонил, не хотел волновать шефа, тяжело переживавшего арест Болдырева с его шарагой.
— Зельдин с вами рассчитался? — спросил он Борьку.
— Пока нет, обещает в конце недели.
— Не жалко было дачу палить?
— Жалко, конечно. Человек строил, радовался, а мы пришли и спалили, — неожиданно с сожалением сказал Пахомов.
— Пожалел, — рассмеялся Ястреб.
Он посмотрел на своего верного подручного и поразился выражению его лица. Исчезла жесткость, и перед ним сидел обычный московский парень, подбирающий бездомных собак и кошек. И лицо проверенного бойца было грустным и задумчивым.
— Скажи-ка мне, Борек, — Ястреб встал, прошелся по комнате, — надоела тебе эта работа?
— Если честно, шеф, то надоела.
— Значит, скопил лаве и решил соскочить?
— Лаве скопил? — криво усмехнулся Борька. — Прогулял я эти бабки. Слава богу, квартиру да «Волгу» купил.
— Неужели ничего на книжке нет?
— А ты что, мои бабки считаешь?
