Чтобы не обидеть Лягу, я изобразил восторг. Ляга лишь виновато улыбнулся. «Цепи Гименея», похоже, порядком натерли его мясистую шею. Ободряюще похлопав его по плечу, я поспешил к флигелю, где мне надлежало переодеться и приготовить реквизит.
Рубена Вараксина я видел лишь мельком. Я так долго копил ненависть против этого человека, сотни раз зачитывая ему список преступлений против Наи, против меня, против развращенных и ограбленных им людей, что когда увидел его — суетливого, потного, — то не нашел в своей душе ничего, кроме холода и пустоты. Моя казнь опоздала на несколько лет, но кто сказал, что для топора необходим молодой побег, а плаха должна быть пропитана вешними соками? Я вернулся, я нашел его! Именно с этой минуты меня начало грызть сомнение: ошибка была бы для меня хуже смерти.
Путь, который привел меня сюда, открылся мне на пределе душевных мук, в минуты глухого отчаяния. Сначала я просто хотел посмотреть ему в глаза, я был уверен, что истина сразу откроется мне. Меня так долго били и таскали по спецпсихушкам, что долгими тюремными ночами я уже сам начинал допрашивать себя: не я ли убил Наю? А, может быть, все-таки я? Вернее, темный демон, сгусток психического мрака, оборотень, гнездящийся в бездне под черепной коробкой?
Во флигеле меня ожидал заказанный реквизит: черный бархатный плащ с капюшоном, античная тренога и саквояж с «фениксами». Все это надлежало перенести на поляну под высокое дерево. Ассистенты из балетной команды притащили огромного ручного ворона на золотой цепи и спрятали за деревом огнетушитель.
Мои дальнейшие действия представлялись мне полным абсурдом, но я заверил Лягу, что постараюсь удержать внимание публики.
Ночное шоу было задумано таким образом, чтобы гости, непринужденно гуляя по старинному парку, в заповедных уголках, в гротах, беседках, на террасах, сбегающих к заливу, встречали удивительных существ и персонажей, наблюдали экзотические танцы и рискованные гимнастические этюды, вперемежку с фокусами, балетными номерами и демонстрацией мод.
Мой номер располагался между варьете и скачущим на батуте черно-красным Арлекином. Мне было хорошо видно, как справа, на сияющей лампами эстраде, упитанные мулатки отплясывали яростную самбу. Наверное, среди гостей «оттягивался» кондитерский магнат. «Шоколадки» шелестели фантиками из золотой фольги и отекали липкой патокой.
Слева за цветником был натянут батут. Полет Арлекина заворожил меня. Так высоко и свободно умеют прыгать северные шаманы, когда на них накатит «менерик». Тонкая кованая цепь, или прочная веревка, обвязанная вокруг пояса, удерживает шамана, иначе он может «улететь». И Арлекин тоже шаманил под ритмичные удары невидимого бубна. Он весь звенел от сотен бубенцов, пришитых к одежде. Он парил и кувыркался в воздухе. А его рогатый колпак был похож и на корону, и на рожки Мефистофеля одновременно.
Гости показались нескоро. Впереди семенил плешивый низкорослый хозяин, рядом с ним величаво ступала Денис. Она была на голову выше Вараксина, но держалась с непринужденной грацией. Рубен подобострастно заглядывал снизу в ее лицо. Девочка дополняла эту чинную семейку своими капризами и кривлянием. На минуту-другую я превратился в невидимку. Рубен с досадой озирался вокруг, не понимая, кто его кинул.
— Тень! — закричала девочка. — Смотрите, вон под деревом тень!
Рой гостей сдержанно, но заинтересованно зашумел и двинулся прямо на меня. На глазах публики я материализовался из синеватой ночной мглы. Невозмутимый помощник по моему знаку разжег спиртовую горелку, замаскированную под античный жертвенник. Жестами приглашая гостей подойти ближе, я высоко поднял колбу с «фениксом», дабы все убедились, что она пуста. Девочка подошла почти вплотную и раскрыв рот наблюдала за опытом.
— Дамы и господа! — загремел в мегафон голос Ляги. — Перед вами удивительный опыт средневековых алхимиков — «явление Феникса».
Гости нетерпеливо захлопали.
— Нет, это не иллюзия. Это истинное чудо! Итак, явление растительного призрака. Демонстрируется впервые… Потише, потише… Прошу внимания:
Ар-р-ромат сжигаемых растений
Открывал пространство без границ,
Где носились призрачные тени,
То на рыб похожих, то на птиц…
Умница Ляга даже успел выудить где-то подходящие к случаю стихи.
— …Это Николай Гумилев, господа, загадочный рыцарь Серебряного века.
Я поднес колбу к зажженной спиртовке и слегка нагрел донце. Вещество на дне колбы фосфорисцировало в темноте, но после минутного прогрева оно ярко засветилась. Обычно в ходе процесса субстанция принимает разные цвета, поэтому у алхимиков эта стадия «генезии» называется «павлином». Но это было лишь пробуждением вещества, точнее, заключенной в нем силы. Если увеличение силы на этом этапе зайдет слишком далеко, реторта может взорваться в руках алхимика, и все магическое вещество обратится в пыль.
— Человек сумел выделиться из природы, но не сумел проникнуть в ее Волшебную Мастерскую. — Мой верный друг пытался заполнить минутный вакуум, требующийся для «генезии». — Непрерывное насилие над Природой завело нас в тупик технократии. Несколько столетий мы заняты протезированием своих утраченных возможностей, вместо того, чтобы слушать божественную природу и служить ей. Однако наш маг нашел заветную дверцу в тайники жизни…
Колбу заволокло изнутри голубым туманом. Я прекратил нагрев. Зеленоватые искры внутри сосуда перепархивали с места на место, словно светлячки. Проснувшаяся сила жизни жаждала обрести форму. Если при сотворении «феникса» алхимик переливал «эликсира», то привидение могло просочиться сквозь стекло.
— Этот опыт доказывает, что незримые элементы жизни не теряются после физической смерти растения. Они могут быть вновь собраны и проявлены герметическим искусством. Это ступень к бессмертию, — трубил Ляга, воодушевляя публику.
От жара спиртовки вязкая эссенция расплавилась и испарилась. Теперь эликсир жизни был приведен в активное состояние, и возрождение началось. Сквозь слоистое марево тянулся прозрачный, слабо окрашенный зеленью побег. Он вырастал из голубоватого сыпучего пепла на дне сосуда. Через секунду призрачное растение выбросило цепкие боковые ростки. Я почти уверен, что в колбе с эликсиром жизни отсутствует обычная гравитация. Все призраки вели себя так, словно очутились в невесомости. Через полминуты стали видны круглые плоские листья. Бутоны торопливо развернулись, и внутри колбы полыхнуло черно-оранжевое пламя лепестков, им было тесно и они, словно любопытные дети, жались к стеклам. Это была обычная настурция, но в виде «феникса». Нет, она не вырастала на глазах у зрителя, как семечко на ладони Ури Геллера: она проявлялась уже в виде развитого цветущего растения.
Среди гостей прошел сдержанный гул восхищения.
— Дамы и господа, мы с вами стали свидетелями подлинного чуда. Растения прошли долгий путь по мирам восхождения, пока на самой вершине жизненной волны не родились цветы. Там, где волны жизни сливаются с духовным потоком, рождается гармония, и даже самый скромный цветок — это блик космической мудрости и божественного присутствия в мире… И наш мозг не просто цветок эволюции, он и бутон, и плод на гибком стебле. Не значит ли это, что и он может быть восстановлен в магической мастерской?
