Либерман закрыл глаза и погрузился в звучный мир суматохи, муки — и непередаваемого блаженства.
30
Печеночный паштет с кусочками трюфелей был подан на подносе со льдом. Круглые буханки черного хлеба лежали в деревенской корзинке, а фазан, блестящий от меда и благоухающий разными травами, — на большом белом блюде в окружении зеленых и желтых овощей.
— Ты помнишь Козиму фон Рат?
Юно Хёльдерлин, прищурившись, посмотрела на мужа.
«Как я мог ее забыть?», — подумал он.
— Невеста герра Брукмюллера, — продолжила Юно. — Она иногда приходила на собрания у фройляйн Лёвенштайн.
— Да, — сказал Хёльдерлин. — Очень необычная женщина, насколько я помню.
Хёльдерлин развернул салфетку, встряхнул ее и аккуратно разложил у себя на коленях.
— Она звонила сегодня.
— В самом деле? Что ей было нужно?
— Козима организует кружок.
— Боже, еще один? — На лице Хёльдерлина отразилось чрезвычайное раздражение. — Твоя страсть к сверхъестественному все еще сильна, несмотря на недавние события?
— Она не собирается организовывать новый круг вместо того, что был у фройляйн Лёвенштайн. Нет, Генрих. Козима предлагает провести… сеанс, чтобы узнать, что на самом деле произошло той ночью.
— То есть она хочет вызвать дух фройляйн Лёвенштайн?
Юно Хёльдерлин отрезала кусочек сочного паштета и положила его себе на тарелку.
— Представь себе. Козима также хочет узнать, что случилось с герром Брауном.
Юно заморгала сильнее, пока наконец не зажмурила веки, чтобы прекратить нервный тик.
— Кого еще она пригласила?
— Гера Уберхорста, фройляйн Хек… всех.
— И все согласились?
— Насколько я знаю, да. Хотя когда мы разговаривали, фройляйн фон Рат еще не связалась с графом Заборски.
— Ты… ты хочешь туда пойти?
Юно опустила взгляд на свою тарелку, и ее сразу заворожила красота голубого с золотом рисунка. Этот фарфор подарила им на свадьбу Зиглинда.
— Если это поможет, тогда конечно.
Хёльдерлин сделал глоток вина.
— Хорошо, — сказал он. — Мы пойдем.
31
— День был не очень теплый — на самом деле довольно холодный, — но герр Шеллинг настаивал на прогулке. Я спросила фрау Шеллинг, принести ли ей пальто, но она сказала, что в этом нет необходимости — она с нами не пойдет.
Глазные яблоки мисс Лидгейт быстро двигались под опущенными веками, а речь ее была не очень четкой под влиянием гипнотического сна.
— Между ними что-то произошло, — продолжала она. — Между супругами Шеллинг: они странно друг на друга посмотрели. Потом фрау Шеллинг сказала: «Мне пора, а вы наслаждайтесь лесом, мисс Лидгейт. Там очень красиво в это время года». И она вышла из комнаты, очень быстро, как будто… как будто убегала от чего-то.
— Но от чего? — спросил Либерман.
— Я не знаю, — ответила мисс Лидгейт, преодолевая очередной приступ кашля. — Мы проехали в карете через город, через Верхний и Нижний Дёблинг. Герр Шеллинг сказал, что когда-то там жил Бетховен и именно там он написал Третью симфонию. Сначала Бетховен посвятил это произведение Наполеону, но, узнав, что Первый Консул объявил себя императором, великий композитор рассердился и порвал посвящение. Я уже знала эту историю, мне ее рассказывал когда-то отец, но подумала, что невежливо будет его прерывать. Герр Шеллинг спросил, люблю ли я музыку. Я ответила, что да, но призналась, что не слишком хорошо в ней разбираюсь. Герр Шеллинг тогда сказал, что я должна позволить ему сводить меня на концерт. Я поблагодарила его, чувствуя, что не заслуживаю такой доброты. Он сказал, что сделает это с удовольствием, и положил руку мне на плечо…
Голова мисс Лидгейт начала метаться из стороны в сторону на покрывале из огненно-рыжих волос.
Вдалеке зазвонил церковный колокол, медленно и печально.
— Герр Шеллинг не убрал свою руку и придвинулся ближе. Я не знала, что делать. Это было неправильно, но герр Шеллинг не был посторонним, он мой родственник, двоюродный брат моей матери. Может быть, это в порядке вещей, что он кладет руку мне на плечо. Поэтому я ничего не предприняла… и я боялась… боялась, что ошиблась. Я боялась, что это просто недоразумение.
Либерман внимательно смотрел на лежащую перед ним пациентку. Она выглядела относительно спокойной. После длинной паузы она внезапно продолжила свой рассказ.
— Хотя погода стояла пасмурная, лес был очень красив. Меня привлекали растения, но герр Шеллинг велел мне не сходить с тропинки. «В этом лесу все еще водятся медведи», — сказал он. Но я ему не поверила: герр Шеллинг улыбался и не выказывал никаких признаков обеспокоенности за свою собственную безопасность. Мы поднимались по узкой и крутой дорожке, пока наконец не добрались до обзорной площадки. Там мы остановились, чтобы полюбоваться видом. Герр Шеллинг показал мне несколько деревень на более пологих склонах и виноградник. Стоя прямо у меня за спиной, он прочертил указательным пальцем дугу в воздухе и пояснил: «Это Альпы». Я сделала шаг вперед — и он за мной. Я чувствовала, что его тело прижимается ко мне, а потом… потом…
Грудь мисс Лидгейт высоко вздымалась, дыхание участилось. Однако она медленно и спокойно продолжила свой рассказ.
— Я почувствовала прикосновение его губ к моей шее сзади. Я вздрогнула от отвращения и повернулась. Он смотрел на меня странным, горящим взглядом, схватил меня за руки и притянул к себе. Я подумала, что он сошел с ума. Герр Шеллинг дважды прошептал мое имя и уткнулся лицом мне в плечо. И снова я почувствовала его влажные губы на своей шее. Я вырвалась из его объятий, сделала несколько шагов назад и оказалась совсем близко к краю пропасти. Это произошло так неожиданно, что на какое-то мгновение я с ужасом подумала, что герр Шеллинг хотел столкнуть меня. Но огонь в его глазах неожиданно погас. Он поправил галстук, провел рукой по волосам и изобразил сочувствие на своем лице. «В чем дело?» — спросил он. Я была рассержена и смущена одновременно. «Герр Шеллинг, вы не должны так больше делать», — ответила я. «Делать что?» — поинтересовался он. Он выглядел таким искренне удивленным, что я засомневалась, было ли что-то на самом деле. Может быть, я неправильно истолковала его поведение? Он протянул мне руку. «Пойдем, Амелия, — сказал он, — давай спускаться обратно к карете». Я не приняла его руки. Герр Шеллинг поднял брови и сказал: «Хорошо, если ты считаешь, что сможешь спуститься вниз без моей помощи…» Он опустил руку, повернулся и пошел вниз по тропе. Я на мгновение замерла и не знала, что делать, но так как выбора у меня не было, я последовала за ним. Большую часть обратной дороги мы молчали. Иногда он предупреждал меня, чтобы я шла осторожнее, там, где, по его мнению, спуск был опасен: дорога была неровная, вся в ямах. Мы встречали людей, поднимавшихся нам навстречу. Они здоровались, и герр Шеллинг сердечно желал им хорошей прогулки. Это было так… обычно. Я тоже шепотом здоровалась и шла дальше следом за герром Шеллингом. Я чувствовала себя как… как провинившийся ребенок. Чем дальше мы спускались, тем меньше я была уверена, что герр Шеллинг вел себя непристойно, и тем больше мне казалось, что я… я не знаю.
