Либерман рассмеялся.
— Мне надо чаще читать «Факел». Он большой шутник, этот Краус, но когда речь заходит об искусстве, становится таким консервативным…
— Эта женщина, фон Рат, — продолжал Райнхард, — покровительствует спиритическим организациям. Очевидно, именно фон Рат открыла для общества фройляйн Лёвенштайн, а затем познакомила ее со своим женихом. Брукмюллер оставался верен группе фройляйн Лёвенштайн, в то время как фон Рат продолжала свои спиритические поиски в других местах, пробуя другие многочисленные кружки и новых медиумов. Это сохранилось у нее и по сей день.
— Откуда ты все это узнал?
— Брукмюллер рассказал во время допроса. Но тогда я понятия не имел, что Козима фон Рат — его невеста.
Либерман поставил стакан на стол и посмотрел на своего друга.
— Наверное, она поклоняется богу Сету?
Райнхард кивнул, молча обдумывая возможные выводы, которые вытекали из этого факта.
— Так или иначе, — продолжал Райнхард, — могу рассказать еще кое-что. Вчера я получил письмо от Козимы фон Рат, в котором она убеждала меня прекратить это бесполезное расследование. Очевидно, она входила в контакт с миром духов, которые подтвердили, что смерть фройляйн Лёвенштайн — дело рук сверхъестественных сил.
— Как мило с ее стороны, что она держит тебя в курсе событий. Что еще ты знаешь о Брукмюллере?
— Немного. Он выбился из низов, очень амбициозен. Сын провинциального мясника, он унаследовал дело отца. Много работал, сделал несколько удачных вложений капитала и сумел разбогатеть. Как ты знаешь, он владелец компании «Брукмюллер и K°», которая производит хирургические инструменты. Кажется, ему принадлежат еще две фабрики.
— А теперь он еще женится на наследнице одного из самых больших состояний в Вене.
— И об этом, как ты понимаешь, было много сплетен. Когда умрет старый Фердинанд и Козима унаследует все состояние, Брукмюллер приобретет значительное политическое влияние.
Оба замолчали.
— Ты упомянул того слесаря… — наконец проговорил Либерман. — Удалось узнать о нем что-нибудь еще?
— Да, хотя это не имеет прямого отношения к делу. Он странный человек, а его профессия неизбежно вызывает подозрения. Но…
— Ты все равно думаешь, что он не мог этого сделать?
Райнхард покачал головой.
В дверь осторожно постучали. В комнату вошел Эрнст.
— Извините за беспокойство, сэр, но пришел помощник инспектора Райнхарда. Он говорит, что у него срочное дело.
— Тогда проводите его сюда, — вставая, сказал Либерман.
— Вечно у них что-нибудь! — проворчал Райнхард. — Не надо было мне говорить им, где я буду. — Он встал, подошел к камину и облокотился на каминную полку. Через несколько мгновений появился Эрнст в сопровождении Хаусмана.
— Господин доктор, инспектор Райнхард. — Молодой человек поклонился.
Слуга незаметно вышел, прикрыв за собой дверь.
— Хаусман, что еще случилось? — Райнхард не мог скрыть своего раздражения.
— Извините, что побеспокоил вас и господина доктора, но только что случилось нечто, о чем, я подумал, вам следует знать.
— Ну, и что это?
— Отто Браун, сэр. Он пришел в участок на Гроссе-Сперлгассе. Сам сдался в руки полиции, объяснив, что хочет помочь нам разгадать эту загадку.
Райнхард помолчал, затем вытащил изо рта почти выкуренную сигару и бросил ее в огонь.
— Мне пришлось действовать по своему усмотрению, господин инспектор, потому что я не нашел старшего офицера. Надеюсь… — Либерман поднял руку, показывая, что ему не нужно оправдываться.
— Итак… — сказал Райнхард, раздувая щеки и безуспешно пытаясь найти слова для выражения своего удивления.
39
— Извини, Штефан, — сказал Либерман, наклонившись вперед и принюхиваясь к лацканам пиджака Каннера. Каннер смущенно поежился.
— Что? — спросил Каннер.
— Ничего.
— Так и должно быть. Этот костюм сегодня утром принесли из химчистки, и рубашка свежая — они даже не находились рядом с другими моими вещами.
— Отлично. Ты готов?
— Да, — ответил Каннер, хотя голос его выдавал крайнюю неуверенность.
Либерман положил Каннеру руки на плечи и дружелюбно его тряхнул.
— Все будет хорошо. Верь мне.
Он открыл дверь перед Каннером, который неохотно вышел в коридор, который заканчивался мрачной каменной лестницей.
— Я попросил сестру Рупиус встретить нас в девять тридцать, — сказал Либерман, когда они стали подниматься по ступенькам вверх.
— Макс, если ты своим экспериментом поставишь меня в глупое положение, я рассчитываю на компенсацию.
— Ужин в «Бристоле».
— Согласен.
— Но ты не попадешь в глупое положение.
Поднявшись на третий этаж, они преодолели узкий проход, ведущий к смотровым кабинетам.
— Сюда, — сказал Либерман. Остановившись, он посмотрел на часы. — Мы опоздали. — Повернув ручку, он распахнул дверь.
В комнате были сестра Рупиус и мисс Лидгейт.
Сестра встала:
— Доктор Либерман, доктор Каннер.
Она слегка покраснела.
— Доброе утро, сестра Рупиус, — сказал Либерман. — Мисс Лидгейт, доброе утро. — Повернувшись и указав на своего друга, Либерман продолжал: — Мисс Лидгейт, вы наверняка помните моего коллегу, доктора Штефана Каннера.
Англичанка посмотрела на Каннера прозрачным взглядом.
— Я не помню, чтобы нас представляли друг другу.
Каннер слегка поклонился и осторожно приблизился, не спуская глаз с пациентки.
— Доктор Каннер посмотрит ваше горло, — сказал Либерман. — У него большой опыт в лечении кашля и болезней бронхов, возникших на нервной почве. Для меня очень важно его мнение.
Либерман сделал шаг назад, оставив Каннера одного рядом с пациенткой.
— Как вы себя чувствуете сегодня, мисс Лидгейт? — осторожно спросил Каннер.
Подняв голову, Амелия Лидгейт смотрела в ярко-голубые глаза доктора.
— Мне кажется, доктор Каннер, что мое состояние ничуть не изменилось.
— Понятно, — сказал Каннер, осторожно подходя к ней еще ближе. В это время мисс Лидгейт подняла левую руку, и Каннер немедленно остановился. Пациентка закашлялась, прикрыв рот рукой. Каннер оглянулся на Либермана, который коротко кивнул, убеждая своего друга продолжать. Каннер глубоко вздохнул и придвинул к пациентке деревянный стул.
Усевшись напротив девушки, Каннер улыбнулся и сказал:
