— Зачем вы поехали к Катерине Ивановой? — спросил Штайбер.
Я догадалась, что он имел в виду Катерину Великую. Каким-то образом он прознал, что я была арестована на месте ее убийства.
— Я искала Джона Слейда, — произнесла я, хотя прекрасно сознавала, что не должна говорить этого, если хочу защитить и Слейда, и себя. — Я думала, Катерина может знать, где он.
Штайбер смотрел на меня с интересом охотника, изучающего животное, пойманное в расставленную им ловушку. Похоже, он был напрочь лишен таких важных человеческих качеств, как доброта и сострадание. Он казался человеком, состоящим из интеллекта, дисциплины и целеустремленности.
— Почему вы искали Джона Слейда?
— Потому что я люблю его. — Слова, которых я никогда бы не произнесла ни перед одной живой душой, непроизвольно слетали с моих губ.
— Откуда вы знаете Слейда?
Я не собиралась ему этого говорить, но лекарство и магнитные силы лишили меня самоконтроля. История нашего знакомства сама собой излилась из меня. Я рассказала Штайберу о своих приключениях в 1848 году и описала, как мы со Слейдом отвели угрозу от Британской империи. Я не только нарушила клятву хранить тайну, я выдала собственные сокровенные секреты: несмотря на то что стыд и чувство вины молотили по моему стеклянному колпаку тяжелыми кулаками, я поведала, как мы со Слейдом полюбили друг друга.
Закончив, я увидела на лице Штайбера то выражение, какое часто замечала на лицах людей, которым была только что представлена: невозможность поверить, что это маленькое невзрачное существо и есть знаменитая Каррер Белл. Теперь вот и Штайбер не мог поверить, что я сотрудничала с королевским тайным агентом и что мы вместе спасли августейшую семью.
— То, что она говорит, непременно должно быть правдой? — спросил он у врача.
— Либо это правда, либо она думает, что это правда. В теперешнем своем состоянии она не способна лгать.
Штайбер покачал головой, озадаченный не меньше, чем модная литературная публика при первой встрече с Каррер Белл.
— Вы нашли Слейда?
Как ни молила я Бога дать мне силы защитить Слейда от его врага, губы мои все равно произнесли:
— Да.
— Где?
— В зоопарке.
— Когда?
— В воскресенье днем.
В бледных глазах Штайбера замерцало удовлетворение. Унижение от беспомощности дополнило смесь чувств, которые я тщетно пыталась скрыть от своих мучителей. Я открыла Штайберу, что Слейд еще два дня назад находился в Лондоне.
— Что рассказал вам Слейд? — спросил Штайбер.
Из меня излилось все, что Слейд поведал мне в зоопарке, плюс то, что я узнала от лорда Истбурна. Я рассказала, что Министерство иностранных дел послало Слейда помогать русским революционерам готовить восстание против царя, а также разведать, что тот замышляет против Британии. Не забыла я упомянуть и то, зачем Слейд вернулся в Англию.
— Вы пытаетесь найти Найала Кавана и его изобретение, — бубнила я, — а Слейд идет за вами по пятам, чтобы остановить вас. — В эти минуты сдержать поток моих слов было так же невозможно, как сдержать потоп, хлынувший из разрушенной плотины.
Шок погасил удовлетворенный блеск в глазах Штайбера. Видимо, Слейду удалось не выдать своих тайных намерений даже под пыткой. Теперь благодаря мне Штайбер знал все. Но до конца я не осознавала, под какую угрозу поставила Слейда и себя, пока Штайбер не заговорил:
— Вы сказали, что я пытаюсь найти Найала Кавана и его изобретение. — Он ниже склонился ко мне, буравя меня взглядом. Я могла даже разглядеть теперь более мелкие шрамы, между другими, обезобразившими его лицо. Вдохнув воздух, окружавший его, я сделала тревожное открытие: Штайбер не имел запаха. — Значит, вы знаете, кто я?
— Да. — Здравый смысл мерцал где-то вдали, предупреждая, что следует остерегаться.
— Как меня зовут?
— Вильгельм Штайбер, — ответила я. — Вы — доверенный царский шпион.
Он отпрянул — естественная реакция человека, живущего под вымышленным именем, когда он слышит, как вслух произносят настоящее.
— Что еще вам обо мне известно?
Я увидела, как передо мной разверзается пропасть. Препарат и магниты напрочь лишили меня инстинкта самосохранения. Я ступила за край обрыва:
— Вы убили Катерину.
— Откуда вы знаете? — Штайбер говорил ровным, но угрожающим тоном.
— Катерина мне сказала перед смертью.
Штайбер отвернулся. Я догадывалась, о чем он думает: моя история показалась бы почти всем нелепой, будь я обычной женщиной, но я таковой не была. Моя служба короне снискала мне доверие высших должностных лиц, и если я расскажу им о Штайбере, они могут мне поверить. Штайбер не знал, что большую часть информации я уже передала лорду Истбурну и получила резкий отпор. Он лишь понимал, что я знаю гораздо больше.
Врач приставил стетоскоп к моей груди и прослушал сердце.
— Она больше не выдержит действия магнитов. Вы закончили?
— О, да, — ответил Штайбер.
— Ваши люди могут везти ее обратно в Ньюгейт. — Доктор снял с меня магнитные пластины. Я почти не ощутила физического облегчения, ибо предчувствие гибели, словно гром, загрохотало снаружи по стеклянному колпаку.
— Нет, — сказал Штайбер.
Гладкий лоб врача покрылся морщинами недоумения:
— И что я, по-вашему, должен с ней сделать?
— Избавиться от нее, — ответил Штайбер. Это был смертный приговор, произнесенный отрывистым тоном хозяина, приказывающего слуге убрать за собакой.
— Вы имеете в виду?.. — По мере того как врач поворачивался к Штайберу, испуг все больше нарушал монотонность его речи; голос звучал все выше: — Нет! Я не могу!
— Сможете, — ровно, но властно сказал Штайбер.
— Но прежде мы никогда никого не убивали, — трусливо заблеял врач. Ах, если бы страх лишить меня жизни пересилил его страх разозлить Штайбера! — Это противоречит моим принципам.
— Ваши принципы не помешали вам брать деньги за пытки пациентов, — напомнил Штайбер.
— Это были не пытки, это были научные исследования!
Штайбер состроил презрительную гримасу и сказал:
— Нельзя допустить, чтобы она осталась в живых.
— Но как я избавлюсь от тела? — Значит, врач сдался; речь шла лишь о том, как практически ликвидировать меня. Надежда на отсрочку приведения приговора в исполнение угасла. — Что, если меня поймают? — Мой последний шанс зиждился на том, что врач испугается последствий. — Даже если мне удастся убедить начальство в том, что эта смерть была случайной, они приостановят мои эксперименты. Я лишусь практики!
— Вы лишитесь куда большего, если не сделаете того, что я велю.
