Первый раз на его лице отразилось смятение:
— Я никогда не желал вам зла.
— У вас странная манера показывать это. — Я была близка к тому, чтобы расплакаться. — Но это еще не самое страшное из случившегося. — Я описала ему, как Вильгельм Штайбер перевез меня в Бедлам и подверг пытке. — Он бы убил меня, если бы не лорд Пальмерстон и королева. — Последовал рассказ о том, как они спасли меня и дали немного времени, чтобы доказать мою и его, Слейда, невиновность. — Пальмерстон верил, что вы — предатель, но я попыталась разубедить его и, похоже, как минимум заронила в его душу сомнение. Не кажется ли вам, что после всего этого я имею право узнать, что происходит?
Слейд сделал глубокий вдох, потом медленно выдохнул.
— Полагаю, я обязан вам объяснением. — Он огляделся, не идет ли кто-нибудь на звук выстрела, потом направился в тень простреленного мною дерева, жестом пригласив меня следовать за ним: там нас не было видно с дороги. — Что вы хотите узнать? Спрашивайте.
Наконец я получила шанс узнать правду. Быть может, последний, потому что я больше никогда не увижу Слейда. Не время было ходить вокруг да около, скромничать, вспоминать о гордости или бояться, что правда ранит меня.
— Помните ли вы, что когда-то любили меня? — спросила я. — Помните ли вы, что просили меня выйти за вас замуж?
Быстрота, с какой Слейд отвернулся, свидетельствовала о том, что он предпочел бы обсуждать любую другую тему, только не эту.
— Помню, — сказал он едва слышно.
— Тогда почему вы вели себя так, словно забыли об этом? Почему притворялись, будто мы не знакомы?
Слейд покачал головой, сделавшись беспомощным и пристыженным, какими часто выглядят мужчины, когда речь заходит о делах сердечных.
Шепотом я произнесла вопрос, который боялась задавать больше всего и ответ на который больше всего боялась услышать:
— Ваши чувства по отношению ко мне переменились?
Он резко повернулся и, глядя мне прямо в глаза, заговорил с пылкой страстностью:
— Мои чувства к вам остаются точно такими же, какими были, когда я сделал вам предложение в той далекой унылой деревне, где вы жили. Я любил вас тогда, любил все эти три года, люблю сейчас. Если вы думаете, что я настолько вероломен, что мог передумать, то идите вы ко всем чертям, Шарлотта Бронте!
Глава двадцать девятая
Я онемела, потрясенная и возмущенная его манерой выражаться и одновременно сверх всякой меры обрадованная тем, что Слейд все еще меня любит.
— Три года я тосковал о вас и стремился к вам, хоть и пытался выкинуть вас из сердца, — сказал он. — Для шпиона малейшее отвлечение внимания — смерть. Тем не менее я не переставал думать, не переменились ли ваши чувства по отношению ко мне. Написать и спросить вас об этом я не мог — тайно провозить письма из России или в Россию опасно. Я решил: выполню эту свою последнюю миссию, покончу со шпионской работой, вернусь в Англию и снова попрошу вас выйти за меня.
Это было более пылкое подтверждение его любви, чем я когда-либо мечтала услышать.
— Но когда это время пришло, я не мог просто так, легко, вальсирующим шагом вернуться в вашу жизнь. Ведь я уже не тот человек, которого вы любили три года назад. — На лице Слейда застыла стоическая маска. — За минувшее время мне, увы, пришлось делать ужасные вещи.
Ледяная тень ужаса стала обволакивать меня. Я не хотела знать то, что собирался рассказать Слейд, но ведь я сама вынудила его на признание, поэтому должна была выслушать до конца.
— В Москве я подружился с тремя русскими интеллигентами. — Слейд поведал мне историю Петра, Федора и Александра, которую я уже описала в этой книге. — Я предал их. Ценой их жизней я купил себе доступ к царскому двору.
Я была так шокирована, что невольно попятилась. Во взгляде Слейда читались отвращение к себе и жалость ко мне.
— Я пытался предостеречь вас. Теперь вы видите, что лучше было бы вам держаться от меня подальше?
Что было бы лучше, с моей точки зрения, так это чтобы Слейд никогда не ездил в Россию. Я поспешила ободрить его, хотя глубоко сожалела о том, что он использовал в своих целях трех безобидных мужчин, которые, если бы не он, так бы и разговаривали о революции, никогда не прибегнув к действию:
— Вы выполняли свой долг.
Слейд горько улыбнулся, двойственность моих чувств не укрылась от него.
— Но кровь этих людей на моих руках. И они — не единственные, кого я предал.
Дурное предчувствие охватило меня.
— Британских агентов тоже? Но вы сказали, что вы не предатель.
— Я не называл их имен тайной полиции, но с таким же успехом я мог подписать им смертный приговор. — Слейд рассказал, как он, чтобы вести разведывательную работу в интересах Британской империи, якобы стал осведомителем третьего отделения, и поведал о расстреле в Бутырской тюрьме. — Я встречался с ними время от времени, передавал через них информацию. Вильгельм Штайбер, видимо, следил за мной во время наших встреч, хотя я ни разу не заметил слежки, клянусь — у этого мерзавца словно бы есть плащ-невидимка. Судя по всему, он поймал одного из наших агентов и под пытками заставил признаться, что тот английский шпион, и выдать остальных. Я ничего не подозревал, пока не стало слишком поздно — вытащить их было уже нереально. Единственное, что мне оставалось, это бежать, спасая собственную жизнь.
Надеюсь, мой пересказ хоть в малой степени дает понять, что пришлось пережить Слейду. Когда он описывал свой побег из Кремля и жизнь в Москве беглецом, я испытывала такие терзания, словно прошла через все это сама.
— Как вам удалось скрыться?
— Случайный подарок судьбы. — Он рассказал, как на него напали, когда он пытался выбраться из Москвы, и как четверо мужчин, хотевших убить его, оказались сами убиты жандармами. — Они были британскими агентами, моими коллегами, приехавшими в Россию под видом русских. Поэтому я догадывался, что мое начальство знает о поимке моих товарищей-шпионов, что в их провале оно винит меня и послало этих людей свершить правосудие. Но наверняка я этого не знал до тех пор, пока вы не сообщили мне, что сказал лорд Истбурн.
— Зачем вы позволили своим начальникам думать, что вы мертвы? — спросила я. — Почему не рассказали им свою истинную историю?
— Я рассказал, — ответил Слейд. — Сразу по возвращении в Англию. Один друг в России провез меня через границу в Польшу. Поляки не любят Россию, которая захватила их страну, поэтому некоторые из них с радостью предоставляли мне убежище, кормили, снабжали деньгами, учили польскому языку. Оттуда я направился в Амстердам, где сел на корабль и в апреле приплыл в Англию. Я написал лорду Пальмерстону в Министерство иностранных дел письмо, в котором подробно изложил все, что со мной случилось, предупредил его о Штайбере, Кавана и его изобретении. Но я не доверял лорду Пальмерстону настолько, чтобы встретиться с ним лично или сообщить, куда направить ответ на мое письмо. Так что я даже не знаю, получил ли он его.
