Стилизованно изображенное лицо генерала Фудзивары повторяло черты лица Мацуи. Только выражение было другим: суровым, твердым, подобающим великому воителю.
Мацуи пошел вдоль стен, показывая на банкетки:
— Это личные вещи генерала, которые перешли ко мне по наследству. И я ничего не пожалею, чтобы приобрести утраченное со временем. Вот его шлем. — Он нежно погладил помятую металлическую поверхность. — А это его боевой веер. — Золотой диск был прикреплен к железной рукояти с полустертым гербом в виде красного полумесяца. — Эти свитки рассказывают о его героических делах. А это… — Он протянул Сано металлический наручень, соединенный с кольчужным рукавом, и перешел на благоговейный шепот. — Это было на генерале в день битвы при Анэгаве. Темные пятна — его кровь.
По телу Сано прошел холодок. Он увидел: улыбка на лице у Мацуи исчезла, глаза, застывшие на древнем предмете, загорелись одержимостью. Мацуи стал поразительно похож на генерала Фудзивару.
На человека, способного убить.
Сано осторожно сказал:
— Вы с уважением относитесь к предку. А не хотелось бы вам прожить его жизнь?
— Часто хочется, — вздохнув, признался Мацуи, поглаживая наручень. — После заключения сделок, подсчета денег и прочего, и прочего очень хочется суровой простоты бусидо. Абсолютной верности и подчинения своему господину. Смерти в бою ради него. Что может быть чище и благороднее? — Мацуи горько усмехнулся. — Так не похоже на грязную погоню за барышом. Вам, наверное, известно, двоюродные братья порвали со мной, когда я занялся торговлей.
Или атмосфера, царящая в кумирне, толкнула Мацуи к исповеди, или он притворялся искренним, чтобы избавиться от подозрения, Сано не удалось понять, однако он подыграл:
— Вы сильно обиделись?
— О да, — печально сказал Мацуи, положил часть доспеха на банкетку и преклонил колени перед алтарем. — Мне нравится думать, что я мог бы стать великим полководцем. Но кажется, мне суждено быть первым в погоне за деньгами. И все же отношение двоюродных братьев приносит меньше боли, чем мысли о том, как отнесся бы он, — Мацуи кивнул на портрет, — узнай о моем поведении. Я опозорил семью.
— Значит, вам нужно уважение генерала?
Вздох. Благоговейный взгляд на портрет.
— Порой мне кажется, я отдал бы все за это.
— Вы знаете о вражде генерала с кланами Араки и Эндо? — спросил Сано тихо, чтобы не вывести Мацуи из самосозерцательного настроения.
Он ожидал, что торговец ответит отрицательно, но услышал:
— Мой дед, семейный историк, считал эту вражду загадочным, но тривиальным эпилогом к образцовой жизни генерала. Фудзивара был болен, когда начал войну с Араки и Эндо. Его недовольство явилось порождением тускнеющего разума. И все-таки, я думаю, у него были веские причины поступать так, как он поступал, и мне хотелось бы знать их.
Хотя тон и манеры Мацуи при последней фразе нисколько не изменились, Сано шестым чувством определил: врет. Это позволило продолжить завуалированный допрос.
Тщательно подбирая слова, Сано проговорил:
— Если бы вы повели вражду с потомками Араки и Эндо, то смогли бы умиротворить дух генерала?
Мацуи медленно повернулся к нему. Сано затаил дыхание. Мацуи, каждой клеточкой чувствовал он, способен убить ради посмертного торжества генерала Фудзивары над своими врагами. Казалось, признание висит на кончике языка у торговца, только помани.
— Где вы были прошлой ночью, Мацуи? И в те ночи, когда были убиты хатамото Каибара и ренин Тёдзава? Это вы их убили? — мягко спросил Сано.
Мацуи поднял затравленный взгляд. Сано возликовал. Краем сознания он уже принимал похвалы сёгуна, докладывал духу отца, что выполнил обещания, ехал по успокоенному городу…
Мацуи запрокинул голову и расхохотался:
— Вы очень умны, сёсакан-сама. — Он погрозил пальцем Сано. — Но не настолько, чтобы перехитрить старого Мацуи Минору. Если хотите, можете считать меня убийцей. Но запомните следующее. — Он встал, сложил руки на груди и широко раздвинул ноги. Он вновь был до мозга костей торговцем, не желающим идти на уступки. — Я бы никогда не показал вам эту кумирню, будь я убийцей, которого вы ищете. Я бы никогда не пустил вас на порог этого дома, имей здесь мастерскую для производства бундори. Приглашаю вас обыскать все мои дома, магазины, банки, меняльные конторы и кабинеты в судоходной компании. Вы и там ничего не найдете. Можете опросить моих служащих, они скажут вам, что я добропорядочный, уважаемый горожанин.
Сано лишился дара речи. Ну и дерзость! Значит, самосозерцание — фарс? Или Мацуи сейчас блефует, стараясь свести на нет свои откровения?
— Что касается ночей, когда совершались убийства, то я был здесь, в этой комнате. — Мацуи махнул рукой на дверь. — Мои телохранители поручатся за меня. Я никуда не хожу без них.
Торговец направился к двери и распахнул ее.
— А теперь, сёсакан-сама, прошу прощения. Я очень занят. Если у вас еще возникнут вопросы, то вам придется меня арестовать. Но сначала хорошенько подумайте. Золото сёгуна должно прирастать. В противном случае он едва ли выразит вам благодарность.
Глава 21
Удрученный, Сано вернулся в замок через главные ворота. Он собирался встретиться с Тюго Гишином. Он не мог вести тайное следствие там, где шпионы сразу доложат о его деятельности командиру гвардии.
Сано сохранил Мацуи в списке подозреваемых, несмотря на твердое отрицание торговца и собственный здравый смысл, который подсказывал: никто не станет рисковать богатством и положением ради возобновления давней вражды. Сано уверовал в зловещую преданность Мацуи генералу Фудзиваре, в склонность торговца к насилию. Он уловил основные черты характера бывшего самурая: дерзость, безжалостность и огромный эгоизм, вполне способные породить чувство непобедимости. То, что помощники Мацуи готовы засвидетельствовать его доброту, а телохранители подтвердить алиби, вовсе не убеждало Сано в невиновности торговца. Люди зависели от кошелька Мацуи.
Но доказать вину этого потомка Фудзивары очень трудно. Мацуи слишком умен, чтобы держать улики дома или на работе. Враги наверняка опровергнут положительные отзывы его друзей и подчиненных, но телохранители, особенно если участвовали в убийствах, будут настаивать на алиби — лгать, защищая себя.
Предстоящая встреча либо выявит более вероятного преступника, либо докажет невиновность Тюго Гишина и освободит время для поиска улик против Мацуи. Думать о канцлере Янагисаве было совершенно невыносимо, его виновность фактически означала гибель Сано. Сёсакан отмахнулся от голоса отца, звучавшего в голове и заставлявшего признать очевидное.
Сано направился к казармам охраны.
Сотни самураев, одни на конях, другие пешие, но все с мечами и в доспехах, занимали огромный двор, окруженный каменной стеной. В длинных деревянных сараях, расположенных вдоль стен, находился целый арсенал мечей, копий, луков, аркебуз, пушек и боеприпасов. Это было мощное сердце военного режима Токугавы.
